На пароходе

- Разрешите, - как же я? Виноват я? Сидел в остроге, ну, после судили, сказали - свободен.

Он хватал себя за уши, за щеки, раскачивая голову, точно пытаясь оторвать ее.

- Ага-а? - рявкнул большой мужик. От его крика люди испуганно шарахнулись прочь, несколько человек поспешно ушли, остальные - с десяток растерянно и угрюмо топтались на одном месте, невольно сбиваясь в тесную кучу, а парень надорванно говорил, болтая головою:

- Уснуть бы мне лет на десять! Всё пытаю себя, не знаю - виноват али нет? Ночью вон этого человека ударил поленом... Иду, спит неприятный человек, дай, думаю, ударю - могу? Ударил! Виноват, значит? А? И обо всем думаю - могу али нет? Пропал я!..

Должно быть, окончательно истомившись, он перевалился с колен на корточки, потом лег на бок, схватил голову руками и сказал последние слова:

- Убили бы меня сразу...

Было тихо. Все стояли понурившись, молча, все стали как-то серее, мельче и похожи друг на друга. Было очень тяжело, как будто в грудь ударило большим и мягким - глыбой сырой, вязкой земли. Потом кто-то сказал смущенно, негромко и дружески:

- Мы, брат милой, тебе не судьи... Кто-то тихонько добавил:

- Сами, может, не лучше...

- Пожалеть - можем, а судить - нет! Пожалеть тебя - это можно! А боле ничего...

Мужик в чапане сказал звонко и торжествуя:

- Пусть господь судит, а люди - будет!

Еще один человек отошел прочь, говоря кому-то:

- Вот и разбери тут! А судья - он сразу, по книге - виноват, не виноват...

- Абы скорей мимо прошло...

- Всё торопимся, а - куда? - То-то и оно.

Откуда-то выдвинулась чернобровая женщина; спустив шаль с головы на плечи, она заправила тронутые сединою волосы под синий, выгоревший платок, деловито подогнув подол юбки, села рядом с парнем, заслонов его от людей дородной своею фигурой, и, приподняв мягкое лицо, сказала ласково, но владычно:

- Уйти бы вам отсюдова...

Ее послушались, побрели прочь; большой мужик, уходя, говорил:

- Вот - на мое вышло! Совесть-то объявилась... Но сказал он эти слова без удовольствия, задумчиво и скучно.

Красноносый старичок шел малой тенью сзади его, открыв табакерку, он смотрел в нее мокрыми глазами и, не торопясь, сеял по пути свои слова:

- А иной раз и совестью играет человек, он тоже шельма ведь, человек-от! Выставит ее, совесть, поперед всех хитростей своих, всех планчиков-затеек, да тем и попрячет их в дымке словесном. Зна-аем! Люди заглядятся - эко, мол, сколь жарко душа горит, а он им той порой кою руку на сердце, кою - в карман...

Любитель поговорок широко распахнул чапан, спрятал под него руки и бойко пояснил:

- Стало быть: верю - всякому зверю, и лисе, и ежу, а шабру - погожу?

- В этом роде, почтенный! Уж очень исказился народишко...

- Н-да... нестройно растет...

- Тесно, братцы! - загудел большой мужик. - Некуда расти-то! Тесно же!

- И растем оттого в ус да в бороду, в сук да в бо-лону...

Старик внимательно оглядел мужика, согласился:

- Тесновато!

Потом сунул в нос щепоть табаку и, остановись, закинул голову в ожидании, когда придет время чихнуть. Не дождался и, сильно выдохнув ртом воздух, сказал, вновь измерив мужика глазами:

- А надолго ты сделан, дядя! Мужик спокойно кивнул головой:

- Хватит еще...

Впереди уже видно Казань, главы церквей и мечетей в голубом небе, как бутоны странных цветов. Серая стена кремля опоясывает их. И выше всех церквей - грустная башня Сумбеки.

Здесь мне сходить на берег.

Я еще раз заглянул на корму парохода: чернобровая женщина разламывала над коленями сухую пшеничную лепешку, - разламывала и говорила:

- Чайку попьем! Мне с тобою - до Чистополя. Парень притулился к ней и задумчиво смотрел на ее большие руки, мягкие, но, видимо, сильные, привычные к простой работе. Он бормотал:

- Замаяли меня...

- Кто?

- Люди разные. Боюсь я их...

- Ну, чего бояться...

- Так бы всех и...

Женщина подула на кусок лепешки и, протягивая его парню, спокойно сказала:

- А ты полно-ка!.. Вот, я те скажу одну историю-случай, - али чайку прежде попьем, а?

По берегу тянется пестрое, богатое село Услон, ярко одетые бабы и девки радужно плывут по улице; играет на солнце пенная вода; жарко, мутно, и всё как сон...

ПРИМЕЧАНИЯ

НА ПАРОХОДЕ

Впервые, с подзаголовком "Из воспоминаний "проходящего"", напечатано в журнале "Вестник Европы", 1913,кн.5,стр. 5 - 25.

Стр. 322. Се-ем... се-ем... шесть... - "Каждому проезжавшему по Волге, наверное, не раз приходилось слышать раздающиеся по временам на носу парохода однообразные восклицания: "три с половиной", "три", "пять с половиной", "шесть", "табак" и пр. Подобным образом докладываются матросом шкиперу результаты измерения глубины русла шестом на мелких местах. Это называется "плавание с наметкой" ("Россия. Полное географическое описание нашего отечества", под ред. В. П. Семенова, т. 1, СПб., 1899, стр. 198).

Стр. 324. Кашинской - из города Кашина Тверской губернии (теперь Калининская область), расположенного на реке Кашин-ке - притоке Волги.

Стр. 328. Труш-ша - вероятно, чувашское "Тарашша!" в значении "живее".