— А ну, ребята, запевай! — крикнул командир 2-м роты старший лейтенант Мартынов. И батальон дружно грянул:
Сухой, еще не остывший от дневного зноя воздух, смешанный с дорожной пылью, щекотал ноздри, сушил во рту. Но лицам солдат потекли ручейки пота, взмокли на плечах гимнастерки. Но батальон шел и шел вперед, на полыхавшее зарево. А когда едва порозовел восток, гвардейцы уже окапывались в оврагах на берегу Волги, километрах в трех севернее Красной Слободы. Отсюда было видно, как фашистские стервятники непрерывно атаковали город с воздуха и от бомб взрывались бензобаки на скате Мамаева кургана, рушились дома и заводские корпуса.
Утром мы с комбатом обошли батальон, осмотрели овраги. Один из них был узкий и глубокий. Увидев его, майор воскликнул:
— Смотри, Калиныч, это же настоящий тир! Как раз то, что нам надо для пристрелки оружия. — Он тут же вызвал командиров рот и оружейного мастера старшину Гуглю, приказал немедленно приступить к делу.
Раздался сигнал:
— Воздух!
Как порывом ветра, всех снесло в овраги и щели. Я на какое-то мгновение задержался на кромке впадины и, вскинув руку козырьком ко лбу, осмотрел мутное от дыма небо. С запада прямо на нас летели шесть «юнкерсов». Шли они низко, оглушительно ревя моторами.
— Какого черта ты торчишь там? Прыгай скорей сюда! — крикнул Харитонов.
Я юркнул к нему в узкую свежевырытую щель. Овраг наполнился трескотней наших пулеметов. Но вражеские бомбардировщики пронеслись над нами и сбросили несколько бомб в рощу, куда только что прибыла батарея артиллерийского полка дивизии.
Сбросив часть груза, самолеты набрали высоту и вновь стали пикировать на ту же батарею. И тут мы увидели, что воздушные пираты кинулись врассыпную, бросая бомбы куда попало.
«Что случилось?» — недоумевали мы.
Через несколько секунд все выяснилось.
С запада появились три «яка». Они стремительно бросились на «юнкерсов», от чего наши пулеметчики пришли в восторг, но не надолго. Сделав несколько выстрелов, два истребителя вдруг отделились, пошли на восток, а третий отбил от общей стаи одного бомбардировщика, устремился ему в лоб. Фашист, по-видимому, понял, что ему не миновать тарана, почти вертикально бросился вниз, но «ястребок» не отставал от гитлеровца. Не стреляя, он наседал на врага сверху. С земли казалось, что истребитель уже взгромоздился «юнкерсу» на спину, и победа была очевидной. Но тут, ко всеобщему нашему огорчению, «як» вдруг отпрянул от бомбардировщика, взмыл вверх и ушел за своими товарищами.
— Тьфу, поди ты к черту! Мокрая карга, а не летчик. Упустил ведь фашиста… Ух, попадись ты мне под руку. Как бы я накостылял тебе за это, — с горькой досадой в голосе крикнул вслед истребителю молодой пулеметчик богатырского телосложения.
— Верно, за такой бой следовало бы ему дать, — отозвался бронебойщик, вылезая из щели.
— Да, надо бы накостылять, только не летчику, а тебе, — сказал замполитрука Мясников, вытряхивая землю из-за ворота.
— Мне? За что же? — удивился пулеметчик.
— Хотя бы за то, что ты тоже стрелял по самолетам и не сбил ни одного, и чтобы не болтал, чего не следует.
— А что не следует? — не сдавался гвардеец. — Фашист ведь улетел, факт.
— Ну, улетел, а ты видел, откуда шли наши истребители? Слышал, что они дали всего три-четыре коротких очереди? А больше-то у них и стрелять нечем было, да и в моторах, наверное, последние капли бензина догорали. А им еще до аэродрома тянуть надо. Понятно?
— Понятно… Только я к тому, что он ведь сидел на спине фашиста.
— Ну, сидел, а что из этого? Хотя, уж если говорить правду, то он вовсе и не сидел на нем. Это тебе так с земли показалось. Он, видно, хотел винтом рубануть его, да не удалось. Скажи спасибо, что не дали Гансам бросить бомбы на цель.
— Дак… — только и вымолвил смутившийся пулеметчик.
— Вот тебе и «дак». Разберись сначала, а потом каркай.
Овраг дрогнул от дружного хохота.
— Ладно, ты на меня не серчай, браток, это я ведь так, любя, преподал тебе урок воздушного боя. Я тоже в некотором роде летчик. В начале войны служил в БАО — есть такая часть, обслуживающая авиацию. Повоюешь с мое, тоже разбираться будешь. Давай лучше закурим махры, — и Мясников хлопнул пулеметчика по широкому плечу. Их плотным кольцом окружили гвардейцы, и седая дымка повисла над головами.
…Вечером к нам прибыл связной из штаба дивизии и вручил пакет. Ознакомившись с присланными бумагами, Харитонов чертыхнулся и передал их мне.
— Что такое?
— План форсирования.
— Ну и что же?
— Да ты прочитай сначала, а потом будешь спрашивать…
Планом предусматривалось начать переброску дивизии через Волгу в ночь на 15 сентября. Первым должен идти 1-й стрелковый батальон гвардии старшего лейтенанта Червякова с ротами автоматчиков и противотанковых ружей, а за ними и основные силы 42-го стрелкового полка. 34-й и 39-й полки предполагалось переправить 16-го.
Это-то и смущало комбата.