Шевельнув плечами, он вытянул вперед левую ногу, откинул корпус на спинку кресла, отчего капавшая из разбитой губы кровь окропила тягучими каплями светлую футболку. Затем Глеб промычал что-то непонятное и начал дергать руками, пытаясь освободиться от крепко стянутого на запястьях каната.
С улыбочкой наблюдая за бестолковыми телодвижениями, интересуюсь:
— Очухался?
Услышав мой голос, он вздрогнул, медленно повернул голову и, пропихнув вставший в горле ком, спросил:
— Женя, ты?
— Не ожидал?
— Ты все не так понял, Евгений! Честное слово, я не хотел… — быстро затараторил он. — Просто… Понимаешь…
Я не перебивал. У меня еще оставалась в запасе минутка для того, чтобы выслушать «оправдания». Просто хотелось узнать его версию.
— Понимаешь… В сейфе утонувшей яхты остались действительно очень важные для меня документы. Я приезжал сюда каждый год, нанимал пловцов, но никто из них почему-то не возвращался. Поэтому я так обрадовался, когда встретил тебя! Ты же настоящий боевой пловец, прошедший огонь и воду. Я так на тебя надеялся!..
— Сейф пуст, — спокойно парирую горячую тираду Глеба.
— Как?.. Разве… ты его открыл? — задает он неосторожный вопрос, полностью его разоблачающий.
— Его невозможно открыть, ибо ключа от дверцы на борту «Антареса» нет. Более того, вся эта история с важными документами в сейфе придумана тобой только для того, чтобы заметать следы подводных операций по извлечению из погибшего самолета чемоданов с баксами.
Крыть нечем, и Захарьин молчит.
— Став случайным свидетелем гибели транспортного самолета, ты, вероятно, подкупил одного из филиппинских чиновников, узнал о ценном грузе и разработал гениальный план по присвоению содержимого этих чемоданов… — Взглянув на блестящий стальной ящик, продолжаю рубить правду-матку: — Ради достижения поставленной цели ты принес в жертву молодую супругу и новенькую яхту, намеренно подставившись под атаку филиппинских штурмовиков. Ты не пожалел никого: ни свою женщину, ни трех десятков пловцов, доверивших тебе свои жизни. Сомневаюсь, что ты вообще способен кого-то пожалеть.
Глеб отчаянно завозился в кресле и попросил:
— Развяжи мне глаза. Прошу тебя, Евгений! Пожалуйста! Я не переношу темноты.
Зная его коварную натуру, остаюсь непреклонным.
— Ничего. Потерпишь. Так вот, мой ласковый и умный зверь, напоследок я хочу рассказать тебе одну коротенькую историю, — говорю я, поглядывая в сторону проступавших на горизонте контуров ржавого катера. — Был в моем классе худенький, слабенький астроном-любитель по имени Паша. Каждый из одноклассников почитал за честь обидеть спокойного и безответного «ботаника»: отвесить подзатыльник, пнуть, выбить из рук портфель… Однажды на уроке физкультуры всех пацанов заставили подтягиваться на перекладине. Дошла очередь и до Паши. В этот момент наш самый отъявленный оболтус подкрался сзади к трепыхавшемуся Пашке и сдернул с него треники с трусами.
— Занятная история, — кривится в усмешке Захарьин. — Только не пойму: зачем ты ее рассказал?
— Это еще не все. В полнейшей тишине у наших девчонок отвисли челюсти, а каждый из пацанов от увиденного получил свой первый комплекс неполноценности. Кстати, Пашку с тех пор больше никто не обижал.
— Поучительно, — вздыхает бывший напарник и добавляет с ноткой горечи: — Да, Евгений Арнольдович, недооценил я тебя. А напрасно.
— Выходит, так…
Оставив злодея в одиночестве, заканчиваю подготовку к погружению: подтаскиваю на купальную платформу дыхательный аппарат и «багаж» в виде большого мешка из крепкого целлофана.
Прислушиваясь к каждому звуку, Захарьин молчит. Поняв мое намерение свалить с «Астероида», он умоляет:
— Евгений, не оставляй меня здесь. Давай вместе починим двигатель и вернемся в Манилу! У нас есть деньги, и мы в любой момент добудем еще больше! Ты же видел, сколько в том гребаном самолете чемоданов с баксами!..
Цепляю к ногам ласты, не обращая внимания на посулы. Надо быть больным на всю голову, чтобы поверить хотя бы одной фразе этого негодяя. Я уже знаю, как с ним поступить. Выйдя минуту назад на кокпит, я невольно натыкаюсь взглядом на поднятую седушку дивана. Занимаясь ремонтом двигателя, Захарьин искал в рундуке инструменты. Там же — в недрах рундука — я и приметил нужную для последнего аккорда вещицу.
Ласты на ногах, маска на лбу, ребризер готов к работе, «багаж» лежит на краю платформы. Бросаю последний взгляд на восток. Видимость в ту сторону — не ахти из-за встающего над горизонтом багрового солнца. Прищурившись, едва различаю темнеющую на его фоне посудину. И вдруг замечаю небольшое пятно, качающееся на волнах между «Астероидом» и катером.
— Шлюпка, — шепчу я. — Пора сваливать…
«Астероид» удачно развернуло свежим восточным ветерком, и команда шлюпки не видела, как я спустился с платформы в воду.
Глубина полтора метра. Интенсивно работаю конечностями, скорость — близкая к максимальной. У меня не более пятнадцати секунд на то, чтобы как можно дальше отплыть от яхты и вынырнуть на поверхность.