— Этого не должно было случиться, — сказала я, и она подняла на меня глаза — в них читался намек на стыд.
— Все в порядке, — сказала она, отворачиваясь. — Когда я такое делала, чтобы иметь возможность скрыть вызовы Ала, я такой глубокой связи не устанавливала. И допустила ошибку, не поставив надежного круга. Прошу прощения.
Для гордой эльфийки извинение было очень трудным шагом, и я, зная это, решила не цепляться за чувства типа: «Я же тебе говорила». Я понятия не имела, что я сейчас делаю, а потому и от нее не ждала, что она сделает все как надо. Но хорошо, что я настояла на круге. Очень хорошо.
Я снова стала смотреть на зеркало, пытаясь сфокусироваться на его поверхности и не видеть своего отражения. Без ауры мне было не по себе, голова кружилась, под ложечкой скручивались узлы. Ноздри защекотал запах жженного янтаря, и я, проводя линии контура, прищурилась, увидев по обе стороны стекла дымок там, где тис прожег зеркало.
— А оно так и должно быть? — спросила я, и Кери пробормотала что-то позитивно-успокаивающее.
Зрение загораживал рыжий занавес моих распущенных волос, но я слышала, как Кери что-то шепнула Дженксу, и пикси подлетел к ней. Я ежилась — без ауры ощущала себя голой.
Старалась не глядеть в зеркало, чертя символы и линии, и дымка ауры казалась светящимся туманом вокруг моей темной тени-отражения. На когда-то светло-радостный золотистый цвет ауры наложилась теперь демонская копоть.
Ага, как же.
Восходящее покалывание свело мне руку, когда я закончила последний символ. Шумно выдохнув, я занялась внутренним кругом, руководствуясь остриями пентаграммы. Дымка горящего стекла стала гуще, искажая изображение, но я уловила момент, когда соединились начальная и конечная точки.
Плечи передернуло, когда я ощутила зазвеневшую вибрацию — сперва в моем продолжении — ауре в зеркале — и оттуда уже во мне. Внутренний круг был поставлен, и вытравленные на стекле линии как будто отпечатались в моей ауре.
С участившимся пульсом я начала второй круг. Этот тоже зарезонировал, когда был завершен, и моя аура вызывала во мне дрожь, уходя из вещего зеркала, втягивая в меня весь чертеж и вместе с ним проклятие.
— Соли, Рэйчел, соли, пока оно тебя не сожгло! — поторопила Кери, и в туннеле моего зрения появился завязанный как кисет белый мешочек с солью.
Я стала дергать завязки, потом закрыла глаза, потому что так было проще. Ощущение было — какой-то отстраненности, и аура возвращалась болезненно медленно, будто ползла по коже и впитывалась слой за слоем, обжигая. И у меня было чувство, что если я не закончу работу до того, как аура вернется полностью, это будет очень больно.
С тихим шорохом соль коснулась стекла, и я поежилась от невидимого холодного песка, зацарапавшего кожу. Не стараясь следить за узором, я высыпала все на стекло, и сердце у меня пропустило удар, будто соль легла грузом не на зеркало, а мне на грудь.
У моих ног появилось ведро, и вино у колена — молча и ненавязчиво. Дрожащими руками я потянулась за своим здоровенным ритуальным ножом, уколола большой палец и уронила три красных капли в вино, едва слыша краем сознания голос Кери, который мне говорил что делать. Он шептал, руководил, инструктировал как держать руки, как закончить работу до того, как я потеряю сознание от этих ощущений.
Вино выплеснулось на зеркало, и у меня вырвался стон облегчения. Я будто чувствовала, как растворяется соль в стекле, привязывается к нему, запечатывая силу проклятия и смиряя ее. Все тело у меня гудело, соль в крови отзывалась силой, уходя в новые каналы и успокаиваясь там.
Пальцы и душа были у меня холодны от вина, и я пошевелила ими, чувствуя, как смываются последние крупинки соли.
— Ita prorsus, — сказала я, повторив слова вызова, которые дала мне Кери, но лишь когда я коснулась вином — влажными пальцами — языка, только тогда они стали вызовом.
От моей работы поднялась волна демонской сажи. Черт побери, она даже видна была как черная дымка. Склонив голову, я приняла ее — не сопротивляясь, с чувством неизбежности. Как будто я умерла частично, согласившись, что не могу быть такой, как хочу, а потому приходится из себя прежней сделать другую, которую все же смогу выносить. Пульс застучал быстрее, потом успокоился.
Воздух колыхнулся, и я ощутила, что круги Кери сняты. Сверху донесся еле слышный звук резонирующего колокола с колокольни. Неслышимые вибрации давили на кожу, и я словно чувствовала, как проклятие внедряется в меня волнами уже поменьше и помягче, волнами звука такого низкого, что его не услышишь, а только почувствуешь. Потом все завершилось, и ощущение ушла