Я двигалась как колода, а меж тем думала. Что-то здесь не так… чего-то я не вижу. Ал сказал, что здесь ему нравится, но я видела, что утрата всемогущества вызывала у него сожаление. Должна быть причина, почему он решился на эту трансформацию, оставившую лишь долю его силы, и вряд ли эта причина— желание подзагореть. Ему нужно одолжение. От меня.
Пульс забился в бешеном ритме, я сделала многозначительное лицо:
— Ты здесь ради какой-то причины, и она не во мне. Не
такая уж я большая помеха, и ничто не помешало бы тебе утащить меня…
Я осеклась и замолчала, а в голове мельтешили мысли.
— Ты влип? — предположила я и поняла, что права, когда на гладком его лице появилось неуверенное выражение. — Ты по уши в дерьме, и ты прячешься на этой стороне линий, потому что тебя не выдернут отсюда, пока ты сидишь в теле Ли.
— Не говори ерунды, — сказал Ал, хотя было видно, как он потеет. Бисеринки выступили на виске, рука в перчатке становилась влажной. — Я пришел сюда тебя убивать. Медленно.
— Так давай, — предложила я дерзко. — Сделай это — и ты опять в безвременье. Ты залез в крупные долги, чтобы остаться здесь, когда солнце в небе. Единственный, кто об этом знает, — безумная демоница, которая наверняка тебя уже забыла. — Ал поморщился. Я, зная, что испытываю судьбу, все же сказала: — Что ты такого сделал? Библиотечную книгу не вернул?
Руку свело болью, и я попыталась ее высвободить.
— Это ты виновата! — рыкнул Ал, и ненависть в его глазах остановила мои возражения. — Тритон узнала, что Кери бегает под желтым солнышком, зная, как наматывать в себе энергию линий, а так как Кери была моим фамилиаром, то вина моя.
— Отпусти, — сказала я, выворачивая пальцы.
— Если я вернусь, меня призовут к ответу, — мрачно сказал он, продолжая сжимать мне руку.
— Ты мне делаешь
Хватка Ала ослабела. Я отодвинулась, встала от него в трех футах и мрачно глянула на продолжающий играть оркестр, хотя певица, судя по голосу, отвлеклась и встревожилась.
— Прошу меня извинить, — сказал демон совершенно без извиняющихся интонаций. Глаза у нею прищурились. — Им неизвестно, что то же самое знаешь ты, и в твоих же интересах на эту тему не распространяться. Но ты присутствовала, когда мы с ней заключили сделку, и ты им расскажешь, что она обязана хранить свое знание в секрете и может передать его лишь одному своему ребенку. Таким образом ущерб локализован.
Пульс у меня бился часто, но пальцы Ала уже не сжимали мнеруку. Песня закончилась, и мы плавно перешли в другую, с более медленным темпом. «Ни тени надежды ты мне не даешь».[4] Подходящее название. Выгнув брови, я настороженно посмотрела на Ала:
— Ты хочешь, чтобы я удостоверила твой рассказ? — спросила я ядовито. — Твои родичи тебе не доверяют — почему я должна?
Беспокойство мелькнуло у него на лице, и я не успела отреагировать, когда он притянул меня к себе. Я вдохнула судорожно, и мою браваду смыло волной страха.
— Ох, — прошептал Ал с угрозой, и его слова шевельнули
мне завитки волос. — Не стоит вредничать.
Он прижал меня к себе, и его тяжелая рука легла мне на шею.
Плеснул вверх адреналин. Я играла с тигром, я дразнила, черт меня побери, демона!
Оркестр за моей спиной продолжал играть, хотя несколько неровно. Видя, как я боюсь, Ал разлепил губы в злобной усмешке, приблизил лицо ко мне, склонив голову, и шепнул:
— Не обязательно это делать таким образом…
Его рука погладила мне шею, и я вздохнула невольно, судорожно. Острое желание пронзило меня, зажигая каскадом нейроны, прожигая путь к средоточию моего существа. Колени подкосились, но я не двинулась, зажатая в его руках. Он играл с моим шрамом — и очень, очень умело это делал.
Следующий мой вдох был отрывистым, безумным. Я не могла думать — так это было приятно.
Дыхание Ала смешивалось с моим, объединяя нас, оно клубилось в моих легких. Запах жженого янтаря мешался с восхитительным ощущением, навеки сливая одно с другим.
— Ты думала, только вампиры умеют гладить твой шрам? — тихо-тихо прозвучали слова Ала, и я содрогнулась, когда он погладил меня большим пальцем. — Мы были раньше, они — лишь наша тень.
— П-прекрати…
Глаза у меня были закрыты, пульс гудел барабанной дробью. Надо было освободиться, надо.
— М-м, какая красивая кожа, — прошептал он, и я вздрогнула. — Даты отыскала подходящее косметическое проклятьице, дорогуша. Тебе идет.
— Провались… к чертям, — выдохнула я.
— Пойди со мной и засвидетельствуй, что Кери согласилась не учить никого, кроме одной дочери, — настаивал он. — И я сниму метку. Я тебе дам целую ночь вот такого. Сотню проклятий для красивой внешности. Все, что захочешь. Рэйчел… не обязательно нам быть врагами.
Стон легче пуха вырвался из моих губ.
— Если ты думаешь, что я тебе поверю, ты еще безумнее Тритон.
— Если не поверишь, — шепнул он, дыша жарко и влажно, — я тебя убью.