На несколько демонов больше

Мой отец, пока был жив, постарался направить меня к ма­гии земли. С этим решением я полностью согласна, но у меня есть и кое-какое умение работать с лей-линиями, и если оно по­может мне перестать чихать, что в том плохого? И, собираясь заняться белыми чарами, лежащими передо мной, я решила, что это заклинание пятисотого уровня вполне в моей власти.

Довольная, я стала собирать необходимые предметы.

—Белая свеча, — бормотала я про себя, мельком вспомнив пачку именинных свечек у меня в сумке, которую я прихватила вместе с вином из сирени. Но потом я вытащила из ящика с вилками и ножами — там она у меня хранится — свечку, кото­рую уже зажигала пару раз. Она благословенная, что даже луч­ше. — Одуванчик? — Я вопросительно посмотрела на Дженкса.

—   Сейчас будет, — ответил он, радостно взлетая с ковша и выскакивая в дыру для пикси  в москитной сетке кухонного окна.

У меня были  прошлогодние  сушеные  одуванчики,  но  я  зна­ла, что Дженксу приятно будет мне что-нибудь собрать.

Он вернулся почти сразу, неся влажный от росы нераскрыв­шийся цветок. Отогнав от окна детишек, он положил одуван­чик рядом с кособокой пентаграммой, которую я начертила на переносной грифельной доске. Она размером с лэптоп, и у нее есть крышка, защищающая ее при переноске.

—   Спасибо, — сказала я, и он кивнул, вспорхнул и призем­лился на учебнике.

—   Будешь ставить круг? — спросил он несколько беспокой­но, и когда я кивнула, добавил: — Я... это... посмотрю с подо­конника.

Пряча улыбку, я сдвинула все барахло на одну половину стола, чтобы можно было и работать, и видеть Дженкса.

—Лекарственное заклинание, — пояснила я. — Зачем рис­ковать?

Дженкс промычал что-то неопределенное. Я знала, что он не любит смотреть на меня, когда я под воздействием линии. Он говорит, что тогда в моей ауре появляется тень, которой обычно нету. А мне работать с линиями не нравится потому, что волосы электризуются, развеваются на ветру, который буд­то всегда дует в безвременье.

У меня заранее зачастил пульс, и я глянула на часы. Еще далеко до полуночи — времени навалом. Белой магией можно и после полуночи заниматься, но зачем испытывать судьбу?

Захватив  пригоршню соли,  я  посыпала  вытравленную  в  ли­нолеуме линию.    

У Дженкса быстро зашевелились крылья, когда я потяну­лась сознанием и коснулась маленькой и редко используемой лей-линии, идущей  через  кладбище  позади  церкви.  Вдохнула  я резко, но когда выдохнула, потоки энергии уже были уравно­вешены. Легкое покалывание в пальцах и тяжесть в середине тела подсказали мне, что ци у меня заполнено, и я не стала брать из линии больше, чтобы голова не закружилась. Того, что есть, мне хватит на заклинание.

Испытывая неловкость, я повела плечами, будто пытаясь поудобнее надеть на себя новую кожу. Раньше я ждала несколь­ко секунд, пока силы не уравновесятся, а теперь, с практикой, почти ничего не замечала. Волосы уже парили в воздухе, при­шлось их приглаживать, и кожу покалывало над сокращающи­мися мышцами. Если хочется, можно открыть второе зрение и увидеть безвременье, наложенное на реальность. Только меня всегда от этого жуть берет.

—   Упс! — сказала я про себя, вспомнив, что еще не зажгла свечку. Подойдя к плите, я включила горелку, бамбуковой шпаж­кой подожгла фитиль свечи с ванильным запахом, которой я очищаю воздух, когда что-нибудь пригорит. Помахала шпаж­кой в воздухе, чтобы загасить, осторожно поставила свечу в цен­тре стола и сбросила босоножку с ноги.

—   Дженкс, где твоя кошка? — спросила я, не желая, чтобы она оказалась заперта в круге со мной.

—   Здесь. Киса, киса! — позвал он, и она появилась, мурлы­ча, в проеме арки. Она облизывала губы, но Дженкс не волно­вался.

—   Rhombus, — тихо сказала я, босой ногой дотрагиваясь до соляного круга. Это латинское слово запустило выученную тя­желым трудом цепочку мысленных действий, которые свели пятиминутную подготовку и собственно постановку круга к какому-то мгновению. Я заставила себя не вздрогнуть, когда круг замкнулся со щелчком. Дженкс завертел крыльями, моле­кулярной толщины слой безвременья встал между нами заве­сой, не выпуская наружу мои воздействия, пока я буду рабо­тать над лей-линейными чарами медицинского класса. Я импульсивна, но я не дура.

Вошла на мягких лапках Рекс, стала тереться о барьер, буд­то он был измазан кошачьей мятой. Я бы могла принять это за знак, будто она хочет быть моим фамилиаром — если бы она не пускалась  наутек   каждый  раз, когда я пытаюсь взять ее на руки.

По моему пузырю поплыла противная черная испарина де­монской грязи, обесцвечивая жизнерадостный золотистый цвет моей  ауры.  Это было  визуальное отображение дисбаланса, ко­торое несла я в своей душе, напоминание о долге, в который я влезла за  то, что выкручивала реальность в состояние, очень далекое  от  равновесного.  Настолько  далекое, что сама стано­вилась волком или заставляла Дженкса вырасти до размеров человека. Это обесцвечивание было ерундой по сравнению с тысячей лет  дисбаланса из-за  демонских  проклятий,  которое  несла на себе Кери, но все равно оно мне не нравилось.