На молитве. В тишине и в буре

Вот блестящий оратор, представитель знатной молодежи, Иоанн, будущий златословесный учитель вселенной, недавно еще блиставший изяществом своей одежды, роскошью своего быта, уединился в доме матери своей, не желая знать в жизни своей никого, кроме «Христа, и Того распятого»… И уже в голове его слагаются те мысли, которыми он просветил потом душевный мир христиан. Уже кипят на устах его те высокие, зажигающие, полные непостижимой силы, громоносные, возбуждающие, возрождающие слова, которыми он впоследствии потряс современников, которыми будет потрясать, давно умолкнувший, миллионы грядущих веков…

Жесткое ложе, хлеб с водой вместо богатых пиров, бедная одежда, молитва, мысль о Боге, взор, не сводимый с креста распятого Бога… Тайна-тайна, тишина-тишина.

Вот чудные девы Христовы – Екатерина, Варвара, тоскующие о Боге, таинственные невесты Христовы. Дивные озарения просвещают их души. В ночной тишине к Екатерине, деве пречудной, еще язычнице, приходит Богоматерь с Младенцем, и пламенная любовь охватывает цельную, неиспорченную душу, и льнет эта душа к Тому Христу, Который войдет в эту душу и станет жить в ней. И со сладостной улыбкой, протягивая к ней Божественные руки, Младенец Христос, в знак обручения Своего с ней, надевает Екатерине, деве пречудной, на руку обручальное кольцо. Длится, длится ночь неведомого, дивного обручения… Тайна-тайна, тишина-тишина.

Вот наши родные люди…

В Великом Устюге встречается с зырянами на торгу и часто беседует с ними высокоодаренный отрок. Видит: люди добрые, простые, а сидят во тьме неверия, жалеет их; думает, как им помочь, слагается в душе решимость: «Ничего не пожалею, отдам им свою душу, буду служить им». Запирается в обители, составляет зырянскую азбуку, переводит на зырянский язык нужнейшие книги церковные, готовится сосредоточенно на подвиг проповеди будущий просветитель великой Перми святитель Стефан. Трудится, работает, не открывает еще никому своей мечты… Тайна-тайна, тишина-тишина.

Просторные, богатые хоромы московского боярского жилья. Приближенная ко двору великокняжескому семья Колычевых, и в ней – жаждущий подвига, волнуемый каким-то высоким предчувствием боярский сын Феодор. Сулит ему жизнь большие блага, путь блестящей службы, всякие отличия; но богатство, слава не манят его. Тоскует, рвется душа на простор, в неведомую даль. Порой глотает он слезы, когда окружает его молодое веселье на шумных пирах или когда на борзом коне носится по чисту полю в блестящих боярских охотах.

Слышит наконец в церкви слова Христовы о том, что нельзя служить двум господам. Решается: в одежде простолюдина покидает Москву, некоторое время скрывается в пустынном месте, потом приходит в Соловки. Тяжелый непрестанный труд, никогда не престающая молитва, сладость подвига, счастье вольного уничижения – вот какими путями ведет Господь к митрополичьему престолу, где он покажет незабвенный сияющий подвиг раба Своего Филиппа… Кто войдет в эту душу соловецкого подвижника, укрывшегося в тесной келье от блеска и шума блестящего московского двора? Тайна-тайна, тишина-тишина…

Вот будущий мученик, последний отпрыск на русском престоле рода Владимира святого царевич Дмитрий происками Бориса Годунова сослан из Москвы в Углич.

Невинное дитя, смутно чувствует он горькую обиду изгнания. Какой мир на его лице, когда во время церковной службы в старых угличных церквах подымет он к иконостасу свою головку!

Всем простил, всех жалеет, ко всем относится с доверием, и когда подосланный убийца, чтобы полоснуть ему смертельным ударом по горлу, спрашивает: «У тебя, царевич, новое ожерелье?» – он, доверчиво подняв к нему свою головку, скажет: «Нет, старое!»

А пока – тихие детские мечты, тайное, не высказываемое пред людьми стремление к Богу, любовь к этим темным иконам, сияющим в драгоценных окладах, к теплящимся в церквах и у них в терему свечам и лампадам, мечты, уносящие душу куда-то вдаль, к Тому Богу, Который так скоро призовет его к Себе… Тайна-тайна, тишина-тишина.

Да, для того, чтобы принять душу в душу Бога, надо тихо жить, тихими подвигами подготовить эту душу. Семена веры должны прорасти в душе так же глубоко, как прорастает зерно, с осени заложенное в землю и всю зиму скрытое под толстым снежным покровом.