На линии огня: Фронтовых дорог не выбирают. Воздушные разведчики. «Это было недавно, это было давно». Годы войны

И вдруг я узнаю, что моя мама повсюду разыскивает меня! Неграмотная, она добралась до политотдела. Это сколько же ей пришлось пережить! Как мог я не написать ей? Не хотел терзать своими страшными ранами, так наверняка измучил неизвестностью…

— Вот, возьми письмо! — услышал я, очнувшись. — И обязательно, слышишь, непременно сегодня же напиши ей ответ!

Ошеломленный, я бессвязно поблагодарил комиссара и очутился за дверью. Тут же, в коридоре, прислонившись к стене, вскрыл конверт. Кто-то от имени матери писал, что она около трех лет не получает писем от своего сына, не знает, где он, жив ли. Разыскивает его. Умоляет написать все, что о нем известно.

Хотя письмо мое было не длинным, я мучился буквально над каждым словом. Стал ждать ответа. И вот однажды прихожу в общежитие, а навстречу мне поднимается маленькая тщедушная женщина. Что-то удивительно родное в чертах ее лица.

— Мама! — вскрикиваю я.

Обливаясь слезами, она припадает к моей груди.

— Толик!

Она ощупывает меня мозолистыми руками, не доверяя подслеповатым глазам. Провела по голове, лицу, по плечам, наткнулась на культи — замерла.

— Где же твои ручки, сыночек мой…

— Мама, не надо…

Я осторожно, под руку, отвел ее к своей кровати, усадил и сам сел рядом, тесно прижавшись плечом. Она вытерла слезы ладонью, глубоко вздохнула.

— А ведь сердце, сердце мое чувствовало, что ты жив. Как я тебя только ни разыскивала, куда только ни писала! Сам знаешь, какая я грамотейка, только коровам читать. Люди добрые помогали. Как же ты мог?.. — покачала она головой. — Ты ведь мне и без рук, и без ног — все равно дороже всех на свете!

Снова и снова вглядывалась она в мое лицо и не могла наглядеться.

— Что же ты все руку от меня прячешь? Показывай свои два пальца, про которые писал.

Я в замешательстве выпростал из-под полы пиджака остаток правой руки.

Она, близко поднеся к глазам, рассматривала ее, гладила, целовала, и пальцы мои стали мокрыми от ее слез.

— Господи, и что же ты можешь ими делать?

— Многое, мама. Почти все.

Всхлипывая, она полезла в дорожную сумку.

— А я тебе варежку для нее связала, из козьего пуха. Делала для брата, Сашеньки, а тут твое письмо. Ну, да он подождет. И носки привезла, такие же теплые. Небось зимой тут замерзаете, в общежительстве? Ha-ко вот, померь.

На глазах у меня заблестели слезы. Я обнял ее за плечи и, как в детстве, прижался щекою к ее лицу.

— Саша жив, а сестра?

— Жива, жива. Все про всех расскажу, дай срок. Я вот тебя угостить хочу, привезла тут кое-чего. Голодный поди…

После ужина мы с мамой вышли в коридор и присели у окна. Здесь стоял стол, за которым я часто занимался.

Мама поправила сбившуюся простенькую косынку и подняла на меня счастливые глаза.

— До сих пор не верится, что вижу тебя. Повзрослел, возмужал…

«А как сдала и постарела ты, — пронеслось у меня в голове. — Ни дать ни взять старушка, а ведь нет еще и пятидесяти лет!»

— Мама, расскажи, как же ты меня нашла? — попросил я.

— Длинная это история, сыночек. Когда перестала получать от тебя письма, не знала, что и думать. Чуть ли не каждую ночь ты мне снился. То видела тебя в поле, ты был весь изранен и звал на помощь. То на какой-то высокой скале, далеко от меня, стоял с развевающимися на ветру волосами и громко смеялся. Просыпалась среди ночи, дрожа от страха, и до утра уже не могла сомкнуть глаз.

Временами совсем падала духом, отчаивалась когда-нибудь увидеть тебя. Тогда сердце мое разрывалось от горя, и я ходила как потерянная. Потом снова появлялась надежда, ею и жила. Но ты ничего мне не писал.

— Мама, прости меня. Я не думал, что так…

— Ладно уж, чего теперь об этом. Однажды, когда в городе еще хозяйничали фашисты, меня остановил на улице незнакомый парнишка. Опираясь на костыли, он спросил, как моя фамилия и не летчик ли мой сын, Петров. Оказывается, он служил с каким-то Петровым в одной части. Лично знаком не был, но слыхал, что во время воздушного боя самолет Петрова подбили над городом Ростовом. Летчик выбросился на парашюте, и его схватили немцы. Позже он встречал местных жителей, которые видели его растерзанное тело. Несколько дней оно висело на площади для устрашения населения.

У меня подкосились ноги, и я бы упала, если бы не поддержал этот парень.

На другой день я не могла встать с постели. Болело сердце, раскалывалась голова. В конце концов бросила хозяйство на попечение соседей и отправилась в Ростов.

— Как же ты добиралась? Это при немцах…

— А добиралась по-всякому. Где попутными машинами, где товарными поездами, часто пешком…

Я представил себе, как она в старой одежонке и рваных туфлях, в дождь и непогоду бредет по сельским дорогам. Одна-одинешенька, в незнакомых краях, рискуя в любой момент быть схваченной фашистами…

— …До города я добралась лишь на седьмой день. Нашла комендатуру, просила, умоляла назвать имя летчика, который был казнен. Меня гнали в шею, грозились посадить в тюрьму, однажды часовой ударил прикладом в плечо.