На линии огня: Фронтовых дорог не выбирают. Воздушные разведчики. «Это было недавно, это было давно». Годы войны

Сизый голубь сел на подоконник, сделал несколько шагов по мокрой жести и, поудобнее устроившись, начал прихорашиваться.

«На солнышке греется!» — с завистью подумал я. Вспомнилось, как много было голубей у соседских ребят, на окраине Краснодара. Их разводили и обменивали, обучали летать стаями и заманивать «чужих». Сколько вокруг этих птиц было разговоров, похвальбы, споров…

Да, весна. Пора перемен. Еще немного, и в госпитале мне уже делать нечего. Рука зажила, разработка пальцев заканчивается. А что дальше? Поехать в колхоз и устроиться работать счетоводом? С программой я справляюсь неплохо. Но ведь село есть село, там все так или иначе работают на земле: садик, огород. А что смогу делать я?

Может быть, и в самом деле попытаться поступить в институт, как советовал комиссар? Сейчас я учусь с удовольствием, но ведь институт — это тебе не курсы счетоводов…

— Димка! — позвал Кузьма. — Иди посмотри. Весна на улице! Может, откроем окно, а?

— Мне все равно, — не поднимаясь с койки, буркнул Димка.

— Что с тобой? Отчего такой квелый?

— Ничего. — Димка торопливо собрался и, бормоча что-то под нос, вышел из палаты.

Мы, конечно, догадывались, в чем причина Димкиной меланхолии. Вот уже почти две недели в госпитале не появлялась светловолосая Нина Казанцева. И с каждым днем все мрачнее становился Дмитрий. Даже ел, кажется, без всякого удовольствия, это Димка-то, который, всегда просил добавки!

Вечером пришли наши шефы, Женя и Алла. Они принесли Кузьме какие-то книги по животноводству. Женя протянула Липатову томик Пушкина, и они начали оживленно обсуждать какую-то прочитанную Николаем книжку. Димка, против своего обыкновения, в разговор не вмешивался и продолжал сидеть на койке, исподлобья поглядывая на девушек.

Подошел лишь когда они собрались домой.

— Женя, скажи, пожалуйста, почему Нина не приходит к нам в госпиталь? — тихо спросил он.

— Она заболела. Сейчас лежит дома.

— Болеет? Что-нибудь серьезное?

Женя чуть не рассмеялась, настолько непривычным выглядело встревоженное лицо Дмитрия.

— Нет, ничего особенного. Обыкновенная простуда.

— А ты у нее бываешь?

— Конечно. Ведь она моя подруга.

— Передай ей от меня… то есть… — смешался он, — от всех нас привет. А как только поправится, пускай обязательно к нам приходит.

— Спасибо, передам.

В дверях Женя только головой покачала: ну и ну! — и поспешила к выходу, где ее поджидала Алла.

Когда Нина наконец появилась в госпитале, Димка никому не дал сказать ей и двух слов. Он тотчас же увел ее из палаты «на секундочку, по самому срочному делу». Вернулись они через два часа, с блестящими глазами. В последующие дни они тоже почти не разлучались и, кажется, даже вместе выбирались в город, хотя Димке это стоило немалых трудов.

Как-то вечером, подсев на кровать к Липатову, Димка поведал ему, что, кажется, любит Нину Казанцеву, и она его, кажется, тоже. То есть, «кажется» тут ни при чем, а просто они друг друга очень крепко полюбили. И после войны решили пожениться. Сейчас же у него одно стремление — как можно быстрее попасть на фронт. Тем более что он уже вполне здоров и только теряет в госпитале время.

— А Нина… Она согласна тебя ждать? — спросил Липатов.

— Да, конечно. Она пока что будет учиться. Кончится война, я демобилизуюсь и приеду к ней. А там видно будет. Может, тоже поступлю в институт, только в автодорожный. Или в станкостроительный, мне машины, механизмы больше по душе. Специальность-то на всякий случай у меня имеется, шофер третьего класса. Конечно, этого маловато, жена ведь будет с высшим образованием… Как вы на это смотрите, товарищ старший лейтенант?

— Вполне одобряю. Рад, что у вас с Ниной все так здорово получилось.

А через неделю Дмитрий пришел прощаться с нами. Крепкий и ладный, он выглядел молодцевато: в хорошо подогнанной, почти новой шинели, с сержантскими лычками на погонах, в армейской шапке-ушанке и сапогах.

Димка с видимым удовольствием громыхнул сапогами по больничному полу и вытянулся по стойке «смирно».

— Вольно, вольно! — смеясь, проговорил Липатов. — Еще успеешь накозыряться. А выправка, конечно, что надо, — одобрительно добавил он, оглядывая Молоканова с ног до головы.

От такой похвалы Димка расцвел, заулыбался.

— Куда же ты теперь? — пряча глаза под насупленными бровями, спросил Новиков.

— Как куда? — искренне удивился Димка. — На фронт.

— Завидую тебе. Мне туда уж не попасть…

Молоканов хотел что-то ответить, но его опередил Кузьма.

— Дима, тебе ведь отпуск положен. Отдохнул бы немного, а потом…

— Я уже отдохнул, больше, чем хотел, — отрезал Димка.

Мы знали, что сам он из Западной Украины, а в этих краях еще хозяйничали фашисты. До отдыха ли в такое лихое время?

В палате нашей стало непривычно тихо. Только после отъезда Дмитрия Молоканова мы поняли, как необходим был всем этот искренний, чуть взбалмошный парень. Именно такие парни чувствовали себя хозяевами в жизни. И, когда потребовалось, они, не задумываясь, шагнули под пули, не собираясь ни одного дня отсиживаться за чужой спиной.