— А ты знаес, мне не лазлесают выходить замуж. Моя сталсая сестла Алдафф говолит, что я еще маленькая.
— Я знаю, — сказал Римо.
— Но когда я выласту, мы с тобой поженимся.
— Буду надеяться.
— Потому что ты холосый, — продолжала девочка.
— Спасибо, — сказал Римо, поднимаясь. — А теперь ты тут играй, развлекайся, а мне нужно идти.
— А ты хочешь идти?
— Нет, — сказал Римо. — Но мне надо еще кое-что сделать.
— А я тебя еще увижу?
— Нет, — ответил Римо.
— О! — произнесла она с характерным для детей смирением, для которых вся жизнь, по большей части, состоит из грустных сюрпризов. — Я тебя люблю.
— Я тебя тоже, — сказал Римо.
И он двинулся прочь, направляясь к соседнему пляжу, где в бухте, образованной двумя длинными скалистыми мысами, волны, поднимаясь выше, чем по обыкновению в спокойном океане, создавали накат, достаточный для серфингистов невысокого класса.
Белобрысый верзила стоял на песчаном бугорке, словно греческий бог, обозревающий свои владения. Его доска торчала перед ним, воткнутая в песок, точно персидский щит.
Римо стал перед ним. Парень выглядел мощнее и сильнее Римо, а цветом был такой, будто ел крем для загара.
— Ты мне солнце загораживаешь, — недовольно проговорил он.
— Зачем ты сломал замок? — спросил Римо.
— Нечего строить там, где люди ходят, — ответил белобрысый.
— Ты не потому его сломал, — сказал Римо.
— Да? А почему же?
— Потому что ты нехороший человек, — сказал Римо. — А я хороший. И у меня есть все основания это утверждать.
— Хороший приходит к финишу последним.
— Теперь этого не будет, — сказал Римо.
Выдернув стеклопластиковую доску из песка, он поднял ее на фут от земли и вонзил обратно. Только теперь она воткнулась в песок там, где были пальцы правой ноги белобрысого.
Парень посмотрел вниз на свою ногу. Затем приподнял стопу и увидел, что пальцев на ней нет.
— Нога! Моя нога! — завопил он. — Мои пальцы! — Он перевел взгляд на Римо. — Что же...
Римо улыбнулся.
— Походишь с пятью, — беспечным тоном бросил он, направляясь к дощатому настилу.
Подойдя к Смиту, все так же сидевшему на скамейке, он сказал:
— Смитти, я должен вам кое-что сказать, но сначала я окажу вам одну услугу. Руби знает, что вы пошли на встречу со мной?
— Да, — ответил Смит.
— Значит, ей известно, что вы задумали, — сказал Римо. — Я бы посоветовал вам проверить, нет ли в вашей машине бомбы.
— Не волнуйтесь, — ответил Смит. — Я приехал на автобусе.
— Правильно сделали.
— Вы говорили, что хотите мне что-то сказать, — напомнил Смит.
— Да. Идите с этим вашим заданием и с этой вашей работой куда подальше. С меня хватит.
— Вот даже как?
— Именно так, — сказал Римо.
— А можно спросить, почему?
— Конечно, я слишком хороший, чтобы работать на вашу контору. Вот почему.
Римо повернулся и двинулся прочь. Уже на ступеньках, ведущих от настила, он остановился и, чуть помедлив, вернулся обратно.
— А теперь, поскольку все это уже не имеет никакого значения, — проговорил он, — я хочу удовлетворить свое любопытство.
Отбросив в сторону руки Смита, он открыл серый кожаный дипломат.
В нем лежал радиотелефон и пузырек, в котором была одна таблетка.
— Можно спросить, для чего это?
— Конечно, — ответил Смит. — Телефон выходит прямо на компьютеры КЮРЕ. Если понадобится, я могу набрать номер и уничтожить все записи, все следы нашей деятельности.
— А таблетка? — спросил Римо.
— Если случится так, что мне придется уничтожить записи, — сказал Смит, — мне придется уничтожить и себя. Вот для чего.
Он смотрел на Римо, и лицо его оставалось спокойным и непроницаемым, как всегда.
Ответ Римо не очень понравился. Он захлопнул дипломат и сказал:
— Надеюсь, вам никогда не придется этим воспользоваться.
— Спасибо, — сказал Смит.
И Римо направился в город. Он шел по улицам, застроенным маленькими, размером с гараж, домишками, которые в основном и составляли архитектурный ансамбль прибрежной части Нью-Джерси. Впереди его ожидала еще одна неприятная встреча. Как объяснить Чиуну, учителю и тренеру, что он уходит из КЮРЕ? Римо и раньше уходил, и не один раз, но что-то всегда заставляло его возвращаться. Но на этот раз он не вернется. Он был совершенно уверен в этом, как и в том, что это оскорбит Чиуна, ныне царствующего Мастера Синанджу, главу древнего рода корейских ассасинов, которые состояли на службе у королей и шахов, императоров и фараонов и для которых самым святым делом было соблюдение ими контракта, если не считать обязанности своевременно получать плату. Желательно, золотом.