На линии огня

В Реввоенсовете Сорокин упорно отстаивал каждое свое решение и не терпел возражений и замечаний, хотя они и были справедливыми. 7 октября Реввоенсовет Северного Кавказа обсуждал директиву командования Южного фронта, принятую еще 24 сентября, о наступлении на Батайск — Ростов. В создавшейся обстановке наиболее целесообразным было вести наступление из района Армавира в направлении Кавказская — Тихорецкая и частью сил — на север от Армавира для соединения со ставропольскими частями. Сорокину удалось с помощью своего дружка по пьяным оргиям Гайченца протащить через Реввоенсовет свой план боевых операций, ставивший в тяжелое положение армии Северного Кавказа. По предложению Сорокина войска должны были взять Ставрополь и одновременно наступать на Георгиевском боевом участке на Прохладную — Моздок. В случае возможной неудачи отходить по линии Святой Крест — Астрахань.

В тот же день был передан приказ Реввоенсовета командующим Таманской армией и Белореченским фронтом: «Таманские войска и 10-ю колонну немедленно отправить на станцию Невинномысскую в распоряжение Реввоенсовета. Остальные же войска отвести на линию Ахметовская, Упорная, Урупская и Армавир, закрепив названную линию возможно прочнее по форме полевого устава, а не окопно».

Получив этот приказ, командующий Таманской армией И. И. Матвеев оставил за себя заместителя Марка Васильевича Смирнова и выехал в Пятигорск. По пути решил заехать к своему соседу командующему Белореченским фронтом Кочергину. Нашел его в штабе у развернутой карты. Рядом с ним сидел хмурый Иван Федько.

Матвеев поздоровался, сказал с горечью:

— Примериваете, прикидываете, где вас хоронить будут? Ведь это не приказ, а форменный капкан. Если мы будем отступать до Святого Креста, то поставим крест на всей армии. Всех проглотит Калмыцкая степь. Сорокин толкает нас на гибель, и чудовищно странно, что этого не видят члены Реввоенсовета.

— Успокойся, Иван Иванович, успокойся, — посоветовал Федько. — Присаживайся к столу, не спеша обсудим обстановку и примем совместное решение. А куда ты считаешь нужным направить войска?

— Считаю целесообразным вести наступление в направлении на Кавказскую — Тихорецкую с последующим ударом на Екатеринодар. Если кадеты поколотят нас, будем пробиваться на Царицын, к десятой армии. У них есть базы боевого снабжения.

— Согласен. Целиком согласен! — воскликнул Кочергин. — Мы не удержимся в восточной части Северного Кавказа. Местное население настроено враждебно. Там мы не достанем ни хлеба, ни патронов. И в тылу у нас будет голодная и холодная степь. Путь на Царицын в сто раз короче и вернее, чем на Астрахань.

— Значит, идти дорогой Жлобы, — как бы подытожил разговор Федько. — И Жлоба явился в Царицын вовремя и оказал огромную услугу десятой армии. Однако не надо забывать о том, что Сорокин объявил Жлобу вне закона…

— Он и нас объявит вне закона, — горько усмехнулся Матвеев. — Его холуй Гайченец в момент сварганит бумажку, а Сорокин подпишет и разошлет по всем частям. Я не могу выполнить явно преступный приказ. Поеду в Пятигорск и докажу членам Реввоенсовета, что они ошибаются. Поймут. Ведь свои ребята…

— И ты жестоко поплатишься. Сейчас Реввоенсовет наводит строгую дисциплину. Надо выполнять приказ, памятуя о том, что обстановка может резко измениться. Эсер-авантюрист Сорокин рано или поздно столкнется с коммунистами Полуяном, Крайним и Рубиным.

— Боюсь, что будет поздно, — сказал Матвеев. — Надо спешить. Из Пятигорска сообщу, как повернется дело.

Матвеев порывисто пожал друзьям руки и торопливо вышел из штаба.

Кочергин свернул карту, встал:

— Я поеду с ним.

— Нельзя этого делать. Обратно не вернешься.

— Так что же, я должен отступать? Отдавать кадетам кровью завоеванное? Этого нельзя допустить.

— Пока будем отступать. А потом снова пойдем вперед… Я постараюсь связаться с Орджоникидзе. Сейчас он во Владикавказе. Ну, держись, не хандри. Почаще позванивай. И будь осторожнее.

Федько старался казаться жизнерадостным, но сердце щемила нарастающая тревога. Подчиняясь приказу Реввоенсовета, командующий 1-й колонной Федько стал отводить войска с рубежа реки Лаба на позиции по реке Уруп.

Вечером 9 октября к Федько приехал бледный, очень расстроенный заместитель командующего Таманской армией Марк Смирнов и сообщил:

— Беда, товарищ Федько. По требованию Сорокина арестован Кочергин. Да и Матвеев что-то задерживается…

— Сорокин их ненавидит. Поставит к стенке. Надо выручать. Поехали в Реввоенсовет. Поговорим с Полуяном и Крайним. Добьемся освобождения…

В дороге Федько думал лишь о том, как убедить членов Реввоенсовета отменить приказ об аресте преданных революции, любимых бойцами командиров. А может быть, их уже нет в живых. Сорокин постарается поскорее избавиться от популярных в армии, трезво и правильно оценивающих обстановку военных начальников. Кто знает — может последовать приказ и об аресте «заступников», как нарушителей дисциплины…

Федько и Смирнову удалось убедить членов Реввоенсовета в том, что арестовывать командующего Белореченским фронтом Кочергина нет надобности.