Но это было потом. А в тот день, возвратившись в редакцию и сдав материал, я с нетерпением начал просматривать последние номера газеты, где должны были напечатать переданные мною корреспонденции. Вот первая, о переправе танков через Днепр. Об артиллеристах. Даже о поварах. А о связисте нет. Но внимание мое привлек портрет и надпись под ним, сделанная на основе моей большой корреспонденции. Здесь всего лишь несколько слов о том, что смертельно раненный связист Сергей Васильев зажал зубами концы разорванного провода и тем самым дал командованию возможность корректировать по телефону огонь наших батарей.
С возмущением бегу к редактору. Неужели же о таком подвиге нельзя было дать подробнее? Однако на ходу читаю небольшое стихотворение, помещенное под портретом, и останавливаюсь. Стихи написал друг погибшего, которому я тогда передал документы связиста. Ну конечно же эти, даже несовершенные, стихи лучше моей корреспонденции!
А через несколько дней фронтовые пути-дороги вели меня совсем в другом направлении.
…Части 3-й гвардейской армии получили приказ, который всех нас поверг в недоумение. Танкистам предписывалось в глубокой тайне от врага сняться с занятых на букринском плацдарме позиций, переправиться через Днепр и своим ходом перебазироваться на другой участок фронта. Куда точно — никто не знал. Командиры машин получили лишь однодневный маршрут движения.
Всю ночь оборудовали ложные позиции, мастерили макеты танков, орудий и минометов, а под утро рассредоточение, по подразделениям, возвращались на левый берег Днепра. Укрывшись в лесу, провели там целый день. Гитлеровцы ни о чем не подозревали: все было сделано тонко, осторожно и в высшей степени скрытно. Когда снова наступили сумерки, танкисты, сохраняя строгие правила маскировки, начали движение вдоль линии фронта на север. «Значит, направление главного удара меняется, — про себя подумал я. — Предстоят бои где-то севернее Киева…»
К утру, преодолев более ста километров пути, гвардейцы достигли Десны и укрылись в лесу. Весь день они готовили танки к новому форсированию реки: на этот раз вброд, под водой. Такое им еще ни разу не приходилось осуществлять. Все отверстия забивались паклей или ветошью, пропитанной солидолом. Выхлопные трубы удлинялись специально изготовленными брезентовыми рукавами. Когда машины были готовы, танкисты повели их по дну реки вслепую. Этим новым и сложным делом успешно руководили офицеры через командиров танков, передавая им указания при помощи переговорных устройств.
Потом новый бросок до Днепра. И новое, четвертое по счету, форсирование…
Так подразделения и части армии генерала П. С. Рыбалко оказались на лютежском плацдарме, который находился севернее Киева в районе населенных пунктов Старые и Новые Петровцы.
Сначала командование Воронежского (с 20 октября он получил наименование 1-го Украинского) фронта имело основную группировку войск на своем левом крыле — в районе Переяслава (ныне Переяслав-Хмельницкий), на букринском плацдарме. Отсюда были предприняты попытки нанести главный удар с целью разгрома киевского гарнизона противника, овладения столицей Украины и образования в этом районе крупного оперативного плацдарма. Действия войск 38-й армии, занимавших плацдарм севернее Киева, первое время носили вспомогательный характер. Но гитлеровское командование успело сосредоточить на угрожаемых направлениях большую группировку своих войск. Наличие превосходящих сил, особенно в танках и артиллерии, трудная местность с глубокими оврагами, большими высотами и крутыми скатами облегчали врагу организацию обороны и не позволяли нашему командованию эффективно использовать подвижные части на букринском плацдарме.
Как потом стало известно из документов, Военный совет фронта в результате всестороннего изучения положения на букринском и лютежском плацдармах пришел к выводу о целесообразности усиления частей, находящихся на лютежском плацдарме, и об организации наступления на Киев из этого района. В связи с этим Военный совет фронта 18 октября 1943 года доносил в Ставку Верховного Главнокомандования: