На линии доктор Кулябкин

— Ну а если пропавший ушел в гости, выпил или спит дома, — резонно заметил дежурный, — а мы весь район на ноги поставим. Нет уж, молодой человек, лучше панику не пороть.

— Да не мог он выпить, — убеждал Миша. — И в гости не собирался, честное слово.

Пришлось дежурной сестре опять докладывать доктору.

— Давайте действительно до утра подождем, — сказал он. — А вы запишите в истории болезни об исчезновении и ответ милиции укажите. Если утром обнаружат труп, словами не отговоришься — тут любая бумага больше весит.

Он потянулся и упал в расстеленную и смятую постель.

— Идите, идите, — попросил доктор. — Весь сон испортили. Придется димедрол принимать.

Около семи доктор пришел в палату, открыл чемоданчик Федора Федоровича и все перетряс: искал завещание — его не было. Оставалось ждать. Доктор пошел на кухню снимать пробу. В зале шла уборка, и за сдвинутыми и перевернутыми столами и стульями он не сразу заметил седую голову Федора Федоровича.

— Простите, — сказал доктор осторожно. — Это не вы исчезли сегодня ночью?

Федор Федорович живо повернулся, кивнул.

— Я прошу прощения, — начал он. — В некотором роде поступок мой можно считать легкомысленным, но все дело в том, что я и сам не ожидал, что уеду.

— Гм-м, — кашлянул доктор.

— Гуляя по нашей территории, я внезапно почувствовал себя худо, пришлось посидеть на скамейке, а когда я несколько окреп и решил возвратиться в палату, то вспомнил одну важную вещь и, как я считал, верную свою примету: если заболеваю чем-нибудь я, то обязательно заболевает дома и мой фикус.

Он виновато улыбнулся:

— Вам, молодой человек, это может показаться смешным, но у нас, стариков, бывает всякое.

— Кто, простите, у вас заболевает? — переспросил доктор.

— Фикус. Цветок. Он уже много лет в нашем доме и для меня больше чем родственник… — Федор Федорович улыбнулся, показывая, что шутит…

— Да-а, — протянул доктор.

— Я вас понимаю, — согласился Федор Федорович, — в наш век все это кажется ерундой, но ведь бывают, такие совпадения, что начинаешь и в ерунду верить.

— Вот с этим я совершенно согласен, — кивнул доктор, приходя в веселое настроение.

Он позвал официантку и попросил:

— Не могли бы вы принести товарищу завтрак? Он ездил в город, у него в тяжелейшем состоянии фикус.

— А что с ним? — не поняла официантка.

— Пока трудно сказать.

— Жаль, — посочувствовала официантка. — А с едой придется подождать, только загрузили котлы.

— Я подожду, — успокоил ее Федор Федорович. — А насчет болезни я вроде ошибся, зря съездил, дома все было в порядке.

— Ну и слава богу, — ласково сказала официантка.

Днем Федор Федорович гулять не смог — от разъездов и волнений чувствовал тягостную усталость. Миша, обеспокоенный вчерашним исчезновением, несколько раз забегал в палату. Федор Федорович сидел у окна — голова опущена, подбородок прижат к груди, руки вытянуты вдоль тела.

— Узнать себя не могу, — жаловался Федор Федорович. — Третьего дня так хорошо себя чувствовал.

— Полежите, — уговаривал его Миша. Помог подняться, подвел к кровати. Федор Федорович передохнул немного и тогда только стянул брюки.

Теперь он лежал один в комнате. Тело его будто бы остывало, тишайше тюкало сердце, ныли суставы, но это была не боль, а далекий отголосок боли, словно где-то в глубине все еще давала о себе знать старая рана.

Обед принесли в палату. Федор Федорович поглядел в тарелку, но к еде не притронулся — не было аппетита.

Санаторный доктор, все такой же веселый и бодрый, пришел к нему, громко поздоровался, удивился, как это люди умудряются так прекрасно выглядеть в свои восемьдесят лет, достал стетоскоп.

— Давление, как у мальчика, — позавидовал он Федору Федоровичу. — Да и сердце — прелесть!

— Но слабость…

— Слабость?! У кого теперь нет слабости! Напрыгались, наскакались, а это, простите, расплата.

Миша нервничал в коридоре, а когда доктор, все такой же быстрый, вышел из палаты и припрыгивающей походкой не слишком озабоченного своей санаторной жизнью человека, словно сам был тут отдыхающим, помчался в ординаторскую, Миша догнал его.

— Ну как Федор Федорович? — спросил он.

Доктор остановился, смерил ироническим взглядом молодого человека.

— Прекрасно! — сказал он. — По-моему, прекрасно!

— А может, ему лекарства?

— Ну что ж… Выпишите ему лекарство.

— Я не врач, — виновато сказал Миша, понимая, что он несколько обижает доктора своим недоверием.

— А я, увы, врач, — строго сказал доктор, преподав Мише урок скромности.

Весь день к Федору Федоровичу приходили в палату знакомые по санаторию, больше пенсионеры или соседи по столу, давали советы. Федор Федорович бодрился, отвечал, что здоровье у него замечательное, пульс и давление, как у молодого, только слабость.

Заснул Федор Федорович поздно ночью, и в какой-то момент привиделось ему нечто странное, будто он и есть фикус.

Он застонал. Миша, оказывается, уже стоял рядом, тревожно глядел на него.

— Сон тяжелый, — признался Федор Федорович. — Опять фикус.

— А вы думайте о другом. Вы же видели, что фикус здоров.

— Видеть-то видел, а волнуюсь. Если бы еще съездить…

— Куда вам, — возмутился Миша.