На Лене-реке

На верстак поднялся Ынныхаров, в кожаном фартуке, в спецовке с засученными рукавами.

— Предложение давать хочу, — громко начал он. — Наши бойцы хорошо бьют врага. Много нашей земли освободили. Спасибо им говорить надо. Праздник скоро. Красной Армии годовщина. Надо деньги собрать. Подарки покупать. Бойцам на фронт подарки посылать. И работать хорошо — план выполнять. От плохих рабочих бойцы подарки не примут. Вношу свой трехдневный заработок. Вызываю всех.

Предложение старого рабочего встретило горячее одобрение.

— И я три дня отчисляю, — с места сказала Куржакова, — пускай наши дорогие бойцы знают, что мы их помним и любим. Кто там за Родину грудью стоит, мне, старухе, — все сыновья!

3

Чебутыркин открыл дверь своей комнаты, машинально щелкнул выключателем и, не раздеваясь, опустился на сундук.

Дремавший на шестке кот покосился на него зеленым глазом, спрыгнул на пол, потянулся, выгнул спину и начал тереться о его ноги. Но Прокопий Захарович не нагнулся и не погладил его, как обычно. Он сидел в раздумье, не обращая внимания на своего пушистого любимца.

Кот перестал тыкаться мордой в мерзлый валенок, поднял голову и с недоумением смотрел на хозяина.

Хозяин даже не взглянул на него.

Удивленный кот закрутил хвостом и, коротко мяукнув, прыгнул ему на колени.

— Так чем же ты поможешь, Прокопий Захарович? — вымолвил Чебутыркин про себя. — Или опять с краю останешься?

Прокопий Захарович вспомнил, как месяц тому назад, когда в цехе собирали теплую одежду для фронтовиков, он после повторного напоминания Сычева принес потрепанную и облезлую заячью шапку.

— Хуже не было? — спросил Сычев, принимая ее.

«Хороша и эта. Напасешься на вас», — подумал тогда Чебутыркин в ответ на укоризненное замечание Сычева.

Теперь ему было стыдно вспоминать об этом.

Долго не мог уснуть в эту ночь Прокопий Захарович. Ворочаясь на скрипучей койке, снова и снова передумывал он свои прежние мысли, оценивал свои поступки, сопоставляя их с поступками Ынныхарова, Тани Парамоновой, фрезеровщика Слепцова.

Было уже за полночь, когда Чебутыркин поднялся и сел, свесив с койки босые жилистые ноги. Не обуваясь, подошел к длинному сундуку, стоящему в ногах постели, открыл его и вытащил оттуда новый полушубок черной дубки.

Прокопий Захарович провел рукой по мягкой, хорошо отделанной бахтарме, по густому теплому воротнику и повесил полушубок на вбитый в стену гвоздь.

На другой день Чебутыркин отнес полушубок на завод и сдал его Сычеву.

— Вот это правильно, — одобрил Сычев, вручая Чебутыркину квитанцию на сданный полушубок. — А знаешь, Прокопий Захарович, большое дело мы начали. И другие коллективы, слышно, наш почин насчет подарков подхватили. Крепка забота в народе о своей Красной Армии.

В начале февраля из Приленска на Западный фронт выехала делегация рабочих и колхозников области, сопровождавшая эшелон подарков бойцам действующей армии.

В составе делегации был знатный стахановец конезавода Егор Иванович Ынныхаров. Он вез с собой рапорт о досрочном выполнении заводом январского плана.

Глава тринадцатая

1

Егор Иванович проездил около трех недель. Слух о его возвращении мгновенно разнесся по заводу. В тот же день, в обеденный перерыв, пришлось ему выступить в цехе. Но много ли расскажешь за полчаса. Порешили, на следующий день — как раз будет суббота — в клубе перед всем коллективом отчитается Егор Иванович о своей поездке, расскажет, что видел на фронте.

Но то будет завтра, а сегодня после работы друзья Егора Ивановича: Сычев, Калугин, Юсупов и еще несколько старых рабочих — собрались у него на квартире.

Только что уселись за стол, и Егор Иванович не успел еще рассказать, как доехали они с эшелоном до Москвы, в дверь комнаты постучали.

— Еще к тебе, Егор, гости, — сказал Сычев. Он сидел ближе всех к двери, встал и открыл ее.

В комнату вошла старушка рассыльная.

— Слава тебе, господи! — воскликнула она, оглядевшись. — Всех в одном месте сыскала. Идемте, мужики, в контору. Андрей Николаевич всех велел разыскать и вызвать.

«Что такое случилось?» — произнес Калугин.

— Что нибудь да есть, — отозвался Сычев. — Андрей Николаевич зря тревожить не станет.

— Эх, — протянул с огорчением Юсупов, — так и не успели послушать, что на фронте делается. Ты хоть скажи, Егор, как там дела-то?

— Дела на хорошую дорогу повернули, — ответил Егор Иванович. — В Москве немцам не бывать, а скоро и ноги ихней на нашей земле не останется.

— Ну вот, — обрадовался Юсупов, — теперь от сердца отлегло. Можно и на совещание. А только все-таки, что такое стряслось?

А стряслось вот что.

Распоряжением главка четыре вагона дубильного экстракта из семи находящихся в пути были переадресованы другим заводам. В телеграмме главка указывалось на крайнюю дефицитность материала, вызванную выходом из строя западных экстрактовых заводов, и предлагалось мобилизовать внутренние ресурсы.

Опять нависла угроза срыва плана.

Самоходов по телефону передал на завод о телеграмме главка.

— Что думаете предпринимать?

— Не сумею сразу сказать, Спиридон Матвеевич, — ответил Андрей. — Соберу народ, посоветуемся.