— Она это понимает, — ответил Андрей, — и выходит, товарищ начальник, — он в упор посмотрел на Юсупова, — что трудностей-то больше всех мы с вами боимся.
Таня сказала Перову правду. Желание заменить мужа за его станком возникло у нее именно в тот вечер, когда Василий принес повестку. Она понимала, насколько ей будет трудно, но это не могло остановить ее.
Мысль о том, как будет гордиться ею Вася, когда прочтет в письме: «Я заменила тебя на заводе», — воодушевляла ее.
И, кроме того, она чувствовала, что, преодолевая трудности и лишения повседневной жизни, будет легче переносить глубокую боль от разлуки, тревогу о судьбе любимого человека…
Все, что она делала изо дня в день: ласкала детей, кормила и умывала их, убирала квартиру, заботливо создавая уют в доме, — все это было для нее источником радостей, неотрывно слитых с ее любовью к Василию, связанных в одном ощущении устойчиво-счастливой жизни. Теперь среди этих радостей не было главной — не было его. И не то, чтобы потускнели все остальные, но Таня не могла уже воспринимать их как радости.
Ему там трудно — эта мысль наполняла ее сознание. Она не говорила: «Пусть и мне будет трудно», — но всеми своими действиями доказывала, что не страшилась этого.
Обучение Королевой и Парамоновой было поручено Егору Ивановичу Ынныхарову.
— Важное дело поручаем тебе, Егор Иванович, — сказал Юсупов. — Обучить надо хорошо и быстро. Работа эта вроде не женская… раньше считалось, ну, а теперь…
— Теперь каждая работа женская, — с живостью перебила Королева.
— Так выходит, — согласился Юсупов и снова обратился к Ынныхарову: — Ученицы подобраны хорошие, старательные, на учителя тоже надеемся. Так что начинайте. Желаю успеха.
— Егор Иванович, а ведь Тане подставочку надо под ноги, — обратилась Королева к Ынныхарову, когда они все трое подошли к машине.
Таня смутилась и покраснела.
— Ты не робей, Танюша. Не в росте дело. Мал золотник, да дорог.
Таня ободрилась, но все же в первый раз шевельнулась у нее тревожная мысль: «А справлюсь ли?» — уж очень большой и массивной была «Васина машина».
— Смотрите, — сказал Ынныхаров, — сейчас буду строгать, потом буду рассказывать.
С этими словами он взял кусок кожи и, ловко передвигая его под быстро вращающимися ножами, выстрогал с бахтармы. Затем сложил выстроганный лоскут пополам, провел пальцем по сгибу и протянул лоскут женщинам.
— Вот посмотрите, какой стал гладкий и ровный.
Таня взяла кожу из его рук и, сравнивая гладкую и чистую поверхность выстроганного куска, напоминающую замшу, с шершавой и неровной бахтармой другого куска, взятого ею из кучи, поразилась, как изменилась кожа, пробыв всего несколько секунд в руках Ынныхарова.
— Теперь слушайте, — сказал Ынныхаров и обстоятельно и неторопливо начал излагать приемы работы. При этом он называл части машины, поясняя их взаимодействие.
Обработав после этого еще несколько кусков, он предложил сперва Королевой, а затем Тане выстрогать самим по куску кожи.
Когда к машине встала Таня, действительно понадобилась подставка. В это время к ним подошел Чебутыркин. Он посмотрел на Таню, недовольно покачал головой и удалился, бормоча что-то неодобрительное.
Но так как по рассказам Василия Таня хорошо знала Чебутыркина, это ее мало беспокоило.
«Все равно выучусь!» — подумала она, взяла из рук Ынныхарова лоскут кожи и осторожно опустила его под ножи машины. После первого же нажима на педаль кожу сильно рвануло. Таня вздрогнула и едва не выпустила лоскут из рук, но быстро оправилась от смущения и, стараясь, чтобы Ынныхаров и Королева не заметили ее ошибки, снова медленно и осторожно подала кожу под ножи. Правда, строгала она первый лоскут очень долго, но выстроган он был, как сказал Ынныхаров, «для начала шибко хорошо». Оказалось, что первая попытка удалась Тане значительно лучше, чем ее подруге.
Королева вначале никак не могла уловить ритма работы. Она слишком сильно нажимала на педаль, подавая кожу под ножи; лоскут, обработанный ею, оказался иссеченным ножами. Таня, привыкшая к точной работе на швейной машине, работала увереннее.
— Видишь, Танюша, — похвалила Королева, — у тебя еще лучше получается, выходит, дело-то не в силе, а в смекалке.
— Верно говоришь, — подтвердил Ынныхаров, — это еще когда я в Ленинграде на кожзаводе обучался, инструктор всегда говорил: «Машина смекалку любит». Правильно это.
— А вы, Егор Иванович, в Ленинграде были? — Таня взглянула на своего учителя с особым уважением.
— Был, посылали меня. Два года на самом большом заводе, «Марксист» называется, обучался работать на машинах.
— Два года на этой машине? — с изумлением спросила Таня и почти испуганно посмотрела на Ынныхарова. У нее мелькнуло: «А мне-то тогда сколько же времени обучаться?»
— Нет, что ты, — засмеялся он и с той же ноткой гордости в голосе сказал: — На всех машинах, какие в нашем цехе есть, обучен я работать. Два года обучался. Тридцать первый и тридцать второй. Потом вернулся, здесь много рабочих обучил и мужа твоего Василия тоже я обучал.
— Вы? — обрадовалась Таня.