— Пожалуйста, почитайте.
Василий взял книгу, поблагодарил и ушел.
Через два дня он снова остановился у Таниного окна. Возвращая книгу, он приветливо и вместе с тем очень пристально посмотрел на Таню и сказал:
— Дайте еще что-нибудь почитать.
Таня подала ему какую-то довольно толстую книгу. К ее удивлению, уже на следующий вечер Василий снова появился. «Да он, наверное, и не читает моих книг», — подумала Таня. И хотя она все еще испытывала смущение при встречах с Василием, все же спросила:
— А ведь верно, очень интересная книжка? Как вам понравился конец?
Василий невнятно пробормотал что-то в ответ.
— Да вы же не читали вовсе! — Таня весело расхохоталась.
Василий густо покраснел и опустил было голову, но, взглянув на Таню, тоже засмеялся.
— Нет, так не годится! — воскликнула Таня.
Заметив его смущение, она осмелела и даже сделала ему выговор.
— Если берете книги, то извольте их читать, — и, посмотрев на сконфуженного Василия, неожиданно мягко, почти грустно закончила: — А то мне и поговорить о прочитанном не с кем.
Она быстро подошла к полочке с книгами, порылась среди них и, подавая Василию небольшую книжку, сказала:
— Надеюсь, что эту вы прочтете. А потом расскажете мне, понравилась ли вам.
— Пушкин, «Повести Белкина», — прочитал Василий, принимая книгу из ее рук. — Обязательно прочитаю, — серьезно сказал он, внимательно посмотрев на притихшую Таню.
…Больше пяти лет прошло с тех пор, но все это неизгладимо запечатлелось в душе Тани.
За обедом Василий, как обычно, делился с Таней заводскими новостями.
— Добился все-таки, Танюша, — возбужденно рассказывал он, — разрешили опыт провести.
— Приняли, значит, твое предложение.
— Не сразу, — покачал головой Василий, — разговор серьезный был. Чебутыркин сперва ни в какую. Не могу, мол, без Максима Ивановича. Ну, а я тоже уперся. К директору, говорю, пойду. И пошел бы… И дальше пошел бы, если что… Чебутыркин видит такое дело, сходил сам к директору. Как уж они там решали, не знаю, а только после обеда сам подошел ко мне и говорит: «Разрешаем опыт. Только, по моему, говорит, разумению, ничего у тебя не выйдет».
— А ты что ему сказал?
— А мне что говорить? За меня дело скажет. Подавайте, говорю, товар. Кожи мне подали. Выстрогал…
— Ну и как? — Таня озабоченно взглянула на мужа.
— Трудно в голье строгать. Не применился еще. Но все же выстрогал. Только закончил, начал дубленый товар строгать, подходит ко мне новый начальник цеха. Поздоровался, расспрашивать про работу начал. Я ему про свое предложение рассказал. Он подумал и говорит: «Мысль правильная. Дубители нужно экономить. Я, — говорит, — подумаю о вашем предложении».
— Что это за новый начальник?
— Новый начальник цеха приехал. Сегодня в цех приходил.
— А старого вашего куда?
— Юсупов у нас временный был. Наверно, обратно к станку станет.
— Поди, не нравится ему?
— Да он-то вроде ничего, а Чебутыркину, кажется, табак не по носу, косится да покряхтывает.
— Ему-то что?
— Как же! Новый сам понимает всю эту химию. Стало быть, сам в цехе хозяином будет, а не Чебутыркин. А парень он, видать, толковый. И рабочего понимает. Он сегодня прямо сказал Чебутыркину… Нельзя пальцами в тарелку!
Последнее замечание относилось к трехлетнему Шурику, который, приметив кусок мяса, плавающий в щах, полез за ним в тарелку всей пятерней.
Когда порядок был восстановлен, Таня спросила!
— Что же он сказал Чебутыркину?
— Сказал, чтобы свое секретничество бросил. Вы, говорит, не шаман, а мастер на советском заводе. Надо учить рабочих, а не таиться от них, — с видимым удовольствием передавал Василий слова, сказанные мастеру новым начальником.
— Выходит, понравился рабочим новый начальник? — опять спросила Таня.
— Начальник вроде подходящий, только уж что-то больно веселый, все с улыбочкой.
— А разве плохо?
— На работе человек сурьезный должен быть, — строго ответил Василий.
— То-то ты сам «сурьезный», — передразнила Таня. — А из себя какой ваш начальник?
— Худощавый такой. Светловолосый, вроде тебя.
— И давно он приехал? — спросила Таня.
— Говорят, сегодняшним пароходом.
«Наверно, он и есть», — подумала Таня, вспомнив человека на палубе парохода, приветливо помахавшего ей рукой.
— Ну и силенка есть в нем, — продолжал рассказывать Василий, — и понятие тоже. Подошел ко мне. Постоял, посмотрел, как я строгаю, и говорит: «Очень часто ножи точите. Ножи беречь надо». А я, верно, торопился и почаще точило подвертывал. Ну, хоть и правильно он сказал, а мне принять замечание не захотелось. Говорю ему: «На тупых ножах чего настрогаешь». Посмотрел он на меня, встал на площадку и давай сам строгать. Проворно так… Кожи три выстрогал и ножей не точил. Да жмет на педаль так, аж ножи поют. Видать, ухватка есть и рука твердая.
— Нос тебе утер, значит, — улыбнулась Таня. — Правильно, а то ты что-то зазнаваться стал.
И оба весело засмеялись.
Перов отворил дверь цеховой конторки и в изумлении остановился на пороге. Шедший следом за ним Юсупов чуть не уткнулся в его спину.