На крыльях

За тридцать минут до положенного времени девушка уже слонялась под мощными воротами особняка, однако по видеофону домоправительница сообщила, что ее велено пускать ровно в восемь и никак не раньше. Нина, прекрасно понимающая, что над ней издеваются, полчаса простояла у ворот, ощущая себя бедной родственницей. За городом было прохладно, к тому же пошел первый снег – как и всегда, слишком внезапный. И Ниночка, хоть и была в плаще и целомудренном черном простом платье до колена, замерзла, как суслик, мысленно поливая «проклятую крысу» помоями. Зато, когда ворота распахнулись, она мигом взлетела на территорию особняка и быстрым шагом направилась к дому, важному, как и сама Эльза Власовна. Настрой ее был решительным.

Ее проводили в знакомую просторную и чопорную гостиную, обставленную в истинно английском стиле, и даже принесли горячий кофе, к которому Нина, хоть и замерзла, но не притронулась.

«Небось яду подмешали или плюнули», – мрачно подумала она, с огромной нелюбовью осматривая гостиную: все эти вазочки, безделушки, картины, фотографии в тяжелых медных рамках, на которых Эльза Власовна была запечатлена в разные периоды своей жизни. Когда-то, почти полвека назад, если не больше, она была более чем миловидной девушкой с гордо расправленной спиной и шикарными светлыми волосами; покорительницей мужских сердец и законодательницей моды в городе. Со временем красота увяла, но не исчезла полностью, оставшись вместе с чувством стиля и врожденным достоинством. Да и взгляд остался прежним: пронзающим насквозь, хлестким, подозрительным. И привычка презрительно поджимать губы никуда не делась.

Одна из фотографий, черно-белая, особенно заинтересовала Ниночку. Судя по заднему плану, это был весенний Питер, предположительно годов пятидесятых. Нинка даже встала, чтобы лучше рассмотреть снимок.

Эльзе Власовне было лет, наверное, двадцать пять или несколько больше – определить по фото оказалось сложно. Она была одета в легкое, не лишенное элегантности платье с плиссированной, ниже колен, юбкой. На голове красовалась шляпка, на тонком запястье – замысловатый браслет. Туфли-лодочки на каблуке завершали этакий романтический образ. Вещи были явно качественные, но советского пошива.

Эльза счастливо улыбалась и смотрела на удивление тепло – но не в камеру, а куда-то влево.

«Ничего так, стильненько бабка одевалась. Как ее только за границу пускали в то время», – подумала невольно Ниночка.

– Можешь не рыскать. Все ценные вещи я держу в сейфе. А на кухню, где хранятся серебряные столовые приборы, пускать не велю, – скрипучим голосом заявила пожилая родственница откуда-то сверху, и Журавль невольно задрала голову – на втором этаже стояла сама хозяйка дома, облаченная в длинное темно-изумрудное парчовое платье с высоким воротом, закрывающим шею. Она царственно спустилась по лестнице и села напротив внучатой племянницы в кресло, предварительно хорошенько просверлив ее острым, как шило, взглядом.

– Что стащить хотела? – ехидно поинтересовалась Эльза Власовна.

– Какие у вас смешные шутки, тетя, – потупила взор Нина, подумав про себя, что такими драгоценностями, как фоточки тетки, только подтереться можно.

– Так все воры говорят, – не успокаивалась родственница и довольно-таки ехидно поинтересовалась: – Итак, нелюбезная моя племянница, ты внемла голосу разума?

Ниночка, напялив маску невинного ангела, промолчала. Лишь улыбнулась – эту улыбку, невинно-глупую, она долго тренировала перед зеркалом.

– Слышала, Витя разорился? – продолжала Эльза Власовна, которая всегда была в курсе всех последних слухов.

– У папы некоторые проблемы, – осторожно отвечала Журавль.

– Некоторые? – расхохоталась пожилая женщина в голос. – Ты то ли тупа, то ли заразилась деликатностью. А деликатность, я тебе скажу, первая помощница лжи. Витя всегда был жадным до денег, – достаточно жестко сказала Эльза Власовна. – В итоге он потерял все, что имел. И не надо петь песни о том, что у вас все хорошо, – поморщилась она, увидев, как Нина открыла рот. – У Вити огромные долги и не менее огромные проблемы с головой. Я ведь предупреждала твоего папашу, чтобы он не связывался с этими людьми. Но жадность переборола здравый смысл, – покачала старуха убеленной сединами головой. – Впрочем, борьба была легкой. У Вити здравого смысла никогда не наблюдалось.

Нинка изумленно глянула на тетку – о таком она и не слышала.

– Что ж. Решила поправить финансовое положение семейки за счет престарелой родственницы? – с усмешкой спросила Эльза Власовна у молчавшей Нинки. За отца было обидно, но она молчала, чтобы не злить старую перечницу.

Она потерпит. Она сможет.

– Рационально, милочка, – заметила Эльза Власовна и сказала: – Я отдам тебе наследство.

Эти слова прозвучали почти торжественно. Нина взглянула на пожилую родственницу со смесью удивления и подозрительности – бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Отец тысячи раз говорил это. Что потребует старуха взамен? Отдать ей почку?

– С условием, естественно, – словно услышала внучатую племянницу Эльза Власовна.