На крыльях

А вот Антон – нет. Своенравный жестокий мальчишка. Никогда ее не любил. А ведь она отдавала всю себя близнецам, пока Олег не решил, что устал от семейной жизни, и часть бизнеса пришлось брать в свои руки – тогда Алле не хотелось, чтобы ее дети в чем-то нуждались. А в то, что бросивший их Олег будет помогать – не верилось. Нет, он помогал – деньгами. А мальчишками совсем почти и не интересовался. Антон ушел к нему жить – ей в награду за заботу. Такой же, как и отец.

Третий звонок Адольская сделала бывшему мужу.

– Браво, Олег, – сказала она холодно. – Отличный ход. Долго хранишь на меня компромат?

– Ты меня достала, – с сожалением в голосе произнес мужчина. – Это не ход, это способ спасти своего сына от твоей чудовищной, невероятной глупости. Не лезь к Антону.

– Заботишься о любимом сыночке? – прошипела Алла. Только один голос бывшего супруга злил ее неимоверно.

– Я люблю своих сыновей одинаково, – отрезал Олег.

– Лицемер.

– Дура. Эгоистичная злая дура.

– Да, все твои девки – умны, – весело рассмеялась женщина. – А я одна – дура. Мне плевать на Радову, Олег, ты ведь лучше других знаешь, что сыночек пошел в тебя и малышка Катя скоро останется одна. Но запомни одну вещь – тебе я этого не прощу.

Тот бросил трубку.

Адольская выругалась сквозь плотно стиснутые зубы.

Какая любовь? О чем твердила эта девчонка?

Чушь.

Этим же вечером у нее состоялся разговор с Кириллом и Алиной, в котором она предельно четко и ясна пояснила обоим свою позицию – она не намерена терпеть их чересчур близкое общение: у Кирилла есть обязательства перед Диной и ее семьей. Алина молча выслушала и даже улыбнулась, а Кирилл после ухода девушки устроил едва ли не истерику.

С Алиной Лесковой он, однако, продолжил встречаться, но уже тайно. Так, чтобы мать не знала. Потому что просто так отпускать своего лже-Дракона Алина не хотела. А чувства Кирилла были слишком сильны.

* * *

Из ресторана я выходила на слабых ногах – после того, как этот чудовищный разговор был завершен, после того, как я высказала все, что думаю, этой ужасной женщине, которая волею судьбы была матерью моего Антона, после того, как она ушла, я позволила себе побыть слабой.

Я сидела, чувствуя, как дрожат расслабившиеся мышцы, как звенит в голове тревожный колокольчик, как подкатывают к глазам слезы.

Неужели это закончилось? И я смогла? Смогла отстоять свою любовь?

А сколько раз мне еще предстоит это делать?

Я закрыла лицо ладонями и заплакала беззвучно – не от того, что мне было так плохо – где-то за слоем тревоги моя душа ликовала, а от того, что эмоции во мне требовали выхода, и они покидали меня вместе со слезами: и гнев, и обида, и страх.

Девушка-официант, увидев, что я плачу, принесла мне фарфоровый симпатичный чайник с ягодно-травяным напитком.

– Успокаивающий. За счет заведения, – улыбнулась она мне, ставя рядом тарелочку с пирожным – корзиночку с воздушным кремом и кусочками фруктов.

– Спасибо, но я заплачу, – твердо сказала я.

– Вы молодец, – только и сказала официант. – Ловко вы ее.

Чай оказался душистым, корзиночка – вкусной, и мои слезы вскоре высохли. Я сидела, не веря, что выдержала это, написала сообщения Нинке, ответила на сообщение Кирилла, который вновь написал мне, думала об Антоне – сейчас он еще спал после ночи, проведенной в репетиционной.

Из кафе я вышла в умиротворенном состоянии, решив, что позвоню Антону и все ему расскажу. Он должен знать обо всем, хоть речь пойдет о его маме. Это будет справедливо. Надо только дождаться, когда мой мальчик проснется.

Едва я подумала об этом, как мой телефон отчаянно затрезвонил – звонила Нинка. Оказалось, она звонила много раз – и вчера, и сегодня. Но вчера вечером я не слышала звонков, лежа в кровати без сил, а сегодня все мое внимание забрала Адольская.

– Радова! – прорычала Ниночка. – Где тебя черти носят?!

Когда я осталась в Москве с Антоном, мы почти не общались – изредка перебрасывались сообщениями. И я даже успела соскучиться по этой сумасбродке.

– До тебя, как до президента, не дозвониться, – выговаривала мне Журавль, очень злая и возбужденная одновременно.

– Вообще-то я тебе вчера писала! Что случилось? – насторожилась я. Голос у подруги был странный.

– Что-что! Я выхожу замуж! – огорошила меня Нинка, и я, не вовремя споткнувшись, чуть не упала прямо в лужу, в которой гордыми корабликами плавали листья. Только чудо не дало мне грохнуться вниз.

– Как?! – так громко воскликнула я, что на меня обернулись люди.

– Вот так. Раком об косяк, – заявила, нервно расхохотавшись, подруга и спросила с огромным любопытством: – У вас-то что-нибудь с Блонди было? Если да, хочу все знать с самыми грязными подробностями!

– Какие подробности! – возмутилась я. – За кого ты выходишь замуж?! Ты шутишь, да?

– Не шучу, – отозвалась она легкомысленно.

– Да ладно тебе, ты меня разводишь! – не верила я.

– Ой, Радова, какие разводы. Мне не до шуточек! Расскажи лучше, как там твой Тропино…

– И за кого ты выходишь?! – громко воскликнула я, перебивая подругу. Чего-чего, а такой новости я не ожидала.

– Не скажу, – заупрямилась Нина.