На крючке

В моей груди клокочет раздражение от того, что я не могу видеть ее так ясно, как мне хотелось бы. Но я вижу ее достаточно, чтобы понять, что она выглядит неловкой. Невинной. Определенно, ей не место в таком месте. И по какой-то причине это возбуждает мой член, заставляя его утолщаться и пульсировать, когда я представляю все способы, которыми это место могло бы осквернить ее. Не так много людей, которые вызывают у меня такую реакцию. Жизнь, проведенная без реакции, впиталась в мою кожу, превратившись в непроницаемый щит; ничто не может войти или выйти. Просто пустая оболочка с единственной целью.

Тот факт, что эта девушка хоть немного заинтересовала меня, пробудило мое любопытство.

— Впусти их, — прерываю я, не сводя глаз с красавицы-брюнетки.

Старки перестает тараторить, его глаза перебегают на меня, а затем возвращаются к Ру.

— Ты уверен, я…

— Я заикаюсь? — спрашиваю я, поворачиваясь к нему лицом. — Или, может быть, это акцент мешает тебе понять?

— Н-нет, это просто…

— Просто, — перебиваю я. — Очевидно, ты нуждаешься в подсказке, как справиться с ситуацией. Или я неправильно понял, почему ты обратил наше внимание на эту пустяковую проблему?

Ру ухмыляется, откинувшись в кресле.

— Нет, Крюк. Ты не ошибся.

— Хм. Тогда это проблема, наверняка, — я киваю. — Скажи, ты бы согласился, что нам нужно уволить того, кто работает с дверью?

— Эм, нет, — начинает Старки.

— В конце концов, если у него нет способности контролировать группу женщин, как мы можем быть уверены, что он справится с кем-то еще? — я качаю головой.

Старки сглатывает, его кадык покачивается.

— Я… Они…

— Видишь ли, — продолжаю я, вынимая из кармана крючковатый нож и раскрывая его. — Покорение женщины — это все о контроле, — я подхожу к нему, крутя нержавеющую сталь между пальцами, замысловатый коричневый узор рукоятки скользит по моей коже. — Тонкое переплетение силы. Взаимные уступки, так сказать. Доставлять им абсолютное удовольствие от своего господства.

Остановившись перед ним, нож замирает, когда я беру его в ладонь.

— Очевидно, что у нашего вышибалы сегодня вечером больше генов покорности, — моя свободная рука тянется к нему, поправляя галстук. — Я понимаю, как трудно распознать в себе ту же черту.

Я наклоняюсь ближе, позволяя кончику моего клинка упереться в его горло.

— Будь хорошим мальчиком, Старки, и запусти. Их. Внутрь.

— Да, сэр, — пробормотал он.

Я хлопаю его по плечу, он поворачивается и выбегает за дверь.

Ру указывает на меня своей сигарой, в его глазах светится веселье.

— И именно поэтому ты не придешь на эту встречу.

Я улыбаюсь, поправляя манжеты пиджака.

— Это справедливо. В любом случае, я отправляюсь на главный этаж. У меня есть вышибала, которого нужно заставить исчезнуть, и внезапный аппетит на что-нибудь красивое.

Ру хихикает.

— Только убедись, что они достигли возраста.

Взявшись за ручку двери, я приостанавливаюсь.

— Ру?

Он ворчит.

— Убедись, что Питер знает, что я с нетерпением жду встречи с ним лицом к лицу.

3. ВЕНДИ

Час назад я бы поклялась, что мы были на грани ареста, а теперь я сижу в VIP-зале шикарного бара, потягивая шампанское по завышенным ценам, любезно предоставленное «поклонником».

Видимо, законный возраст для употребления алкоголя здесь скорее рекомендация, нежели реальное требование. Смущение накатывает на меня, когда я думаю обо всех людях снаружи, которые смотрят, как Мария кричит, потому что вышибала не повелся на мое поддельное удостоверение. Я не удивлена, я ни капли не похожа на сестру Энджи. Я была в двух секундах от того, чтобы залезть в ближайшее такси и уехать, но тут вышел блондин в приталенном костюме и зашептал на ухо швейцару. В следующий момент нас провели в VIP- зону.

Я чувствую себя не в своей тарелке, но это, пожалуй, самое веселое, что у меня было за последние годы, что заставляет меня чувствовать себя жалкой, учитывая, что мы не делаем ничего, кроме как пьем и наблюдаем за людьми.

Точнее, наблюдаем за одним человеком.

За Крюком.

Я закатываю глаза от этого имени, но не могу побороть любопытство, которое расцветает во мне. Очевидно, он — главная причина, по которой они всегда приходят в это место, а не в какое-либо другое. Только ради надежды увидеть его снова.

Мария клянется, что он ее родственная душа, поэтому каждые выходные она снова появляется здесь, ее глаза прищурены, а ноги уже полураскрыты, в надежде, что он спустится со своей башни цвета слоновой кости, и она сможет увести его.

— Итак, расскажи мне о своем мужчине, — говорю я Марии, потягивая из фужера шампанское и оглядывая комнату.

Энджи стонет.

— Фу, не заводи ее.

Лицо Марии расплывается в ухмылке.

— Это случилось около месяца назад, когда я сидела в баре с коктейлем, и, клянусь тебе, толпа расступилась, и там был он. Сидел, как, блять, бог, в задней кабинке, вокруг него клубился сигарный дым.

— Ты пошла поговорить с ним? — спрашиваю я.

Энджи смеется.

— Да, конечно. Для этого ей пришлось бы пройти через всех его лакеев.

Я качаю головой.

— Его «лакеев»?

Она поднимает плечо.

— Он всегда окружен мужчинами.