На крючке

Я сбросил Алине ссылку на «проза.ру», где храню большинство своих рассказов. Сервис уже давно полумертвый: туда, наверное, одни сумасшедшие деды заходят, ну и я вот. Завести паблик во «Вконтакте», как делают многие, и херачить все туда, не решаюсь. Кажется, это слишком тщеславно – вот так самого себя пиарить и совать в ленту своим друзьям и знакомым. А иметь страничку на стороннем ресурсе, про который мало кто знает, и на который я в случае чьей-то заинтересованности могу дать ссылку, меня устраивает.

– Фотка с пивом в профиле огонь: побуждает читать. Если что я уже в процессе. А почему именно фото с пивом? – спросила Алина.

– Не знаю, мне оно больше других нравится. Я вообще не часто фотографируюсь.

– Зря, мне твои фотки в инстаграме нравятся.

– Это взаимно. Почему зря?

– Что стало с девушкой из рассказа, где ее собака укусила за локоть? Почему она пропала? – проигнорировав мой вопрос, Алина задала свой.

Речь шла о рассказе, в котором я метафорически изобразил свое расставание с прошлой девушкой.

– Потому что это ее выбор. Она проявила свою слабость и покинула главного героя. Что с ней дальше будет, не имеет значения, да и герой этого не знает. Повествование то от первого лица ведется, – ответил я.

– Нечто подобное было в жизни? – вдруг ошарашила меня Алина.

– Ну, можно и так сказать. Но было уже после написания.

– Она тоже была худой?

– Это важно?

– Скорее интересно.

– Давай оставим обсуждение в рамках рассказа.

– Понятно, рассказывать ты мне ничего не хочешь.

– Это не «ничего».

– Тогда я твой вопрос тоже без ответа оставлю.

Я попросил не вынуждать меня говорить о неприятных вещах, но Алина была уже «не в сети». Тогда я разозлился на нее из-за такой наглости. С чего она вообще решила, что имеет право копаться в моем прошлом? Нахера ей это? Я предложил Максу выпить еще и накидался так, что не помню, как добрался до дома.

Во мне был егермейстер, несколько литров пива и дешевый коньяк. Уже приготовился ко сну, когда снова пришло сообщение от Алины. Думал, она больше не напишет.

– Я была в театре на спектакле по «Воскресенью», – вдруг решила поделиться она.

– Вот оно что. И как спектакль? – ответил я голосовым сообщением.

– Мне понравился. Теперь появилась мотивация прочитать Толстого. Стоп, ты там пьяный что ли?

– Слегка. И да, мой вопрос остается в силе.

– Протрезвеешь – поговорим. И да, я от тебя ответной открытости не вижу пока, поэтому не факт, что захочу отвечать.

– Что ты подразумеваешь под открытостью?

– К примеру, ты не говоришь, почему ушел сегодня, когда мы сидели в столовой.

– Потому что мне было плохо, и я не хотел своим понурым видом портить другим настроение.

– А из-за чего плохо было, что-то болело?

– Ага.

– Вот и ага. Мне интересно что, но ты не говоришь.

– Окей, это не совсем физическая боль. Этого достаточно?

– Не совсем. Я не хочу рыться в тебе против твоего желания, но вот это я и подразумеваю под твоей НЕоткрытостью.

– Задавай конкретные вопросы, и я постараюсь на них ответить.

– Я уже спрашивала, по поводу чего ты переживаешь? Но раз это не то, чем ты можешь со мной делиться, окей. Надеюсь, тебе есть с кем об этом поговорить. Желаю, чтобы все разрешилось.

Я обставлял все так, будто не открываюсь из-за своего тяжелого характера, но правда была в том, что, если бы я открылся, моя иллюзия бы рухнула. Иллюзия, что Алина тоже может ко мне что-то чувствовать, и я ей не просто так интересен. Единственным человеком, в разговоре с которым мои «переживания могли разрешиться» была она, и в этом вся проблема.

– Не стыдно меня было вчера пьяного допрашивать, – спросил я у Алины на следующее утро, написав первый.

– Нет, – без зазрения совести ответила она.

– Следователь из тебя бы получился не хуже, чем журналист, – заметил я.

– Скорее, психолог, но ты сложный «клиент». Вообще я просто хочу тебя лучше узнать, – написала Алина.

– Тогда это взаимно. Предлагаю начать с тебя, – решил возобновить наш «доверительный» диалог я.

– Ладно. По мне, может, и не скажешь, но я руководствуюсь принципом «либо все, либо ничего» во всем, и в отношениях с людьми тоже. У меня с девятого класса нет друзей, – внезапно разоткровенничалась Алина. – Последняя моя близкая подруга как раз тогда умерла. Сейчас только знакомые, но по душам не с кем поговорить. Единственный человек, с которым я могу быть сама собой, это мой парень.

При одном упоминании о том, что у нее есть парень, меня перекосило. Одно дело – слышать об этом от других людей, как о сухом и далеком факте. Все равно что: «В Африке обитают жирафы». Совсем другое – когда девушка сама перед тобой распинается о своем парне и описывает, как он для нее важен. В конце своего пространного сообщения Алина добавила, что общается со мной без претензий на близкое и доверительное общение: «Мне просто интересно понять, что у тебя в голове».

– Зачем тебе это? – никак не комментируя ее откровения, спросил я.