На краю пропасти

– Оль, ты куда? – Яр не сразу заметил странности в поведении девушки. Все-таки он сидел на переднем сиденье и не мог видеть, что происходит за спиной. Пока он смотрел сквозь лобовое стекло на площадь и дальние здания, куда ушел Потемкин, строго-настрого приказав сидеть на месте, с девушкой начали происходить какие-то непонятные метаморфозы. И только усилившаяся позади возня заставила юношу обернуться. Ольга неестественным, пустым взглядом всматривалась в боковое стекло, а лицо выражало страх. А еще Яра донимало беспокойство, поселившееся внутри с тех пор, как они заехали на территорию военного городка. Постепенно это чувство разрослось, и юноша ощутил усилившуюся головную боль, которая пульсировала, нарастая. Яр потер виски, сжал голову руками, пару раз легко стукнул головой о руль, но ничего не помогало. Тут Ольга открыла дверь и выпрыгнула из «КамАЗа», зовя каких-то Ваньку и Славку. Яр успел лишь в изумлении ахнуть, затем потряс больной головой, накинул ремень автомата, схватил лук с десятью оставшимися стрелами в кожаном колчане и выпрыгнул следом.

Ольги не было видно, зато ее голос, взывающий к неизвестным Ярославу людям, доносился с другой стороны пожарной машины.

– Ты куда? – Яр бросился следом – четкие следы на снегу огибали автомобиль. Но догнал он девушку, только когда полностью обошел «КамАЗ». Ольга стояла посредине площади рядом с оплавленным памятником и оживленно жестикулировала, бессвязно выкрикивая непонятные фразы. Яр подошел, дотронулся до ее плеча и чуть не отпрянул – настолько чужим взглядом смотрела девушка. Она словно видела парня в первый раз, затем что-то прокричала и толкнула Ярослава. И откуда столько силы? Юноша отлетел назад, на мягкий и пушистый снег. Еще некоторое время он в недоумении смотрел на девушку, которая, продолжая кричать и размахивая руками, шла вдоль двухэтажного здания…

И тут мир рассыпался на множество осколков. Боль вспыхнула с новой силой и разрушила окружающее пространство. Картинка завертелась и взорвалась безумством красок. Яр не выдержал и повалился на снег, теряя сознание. Мир мигом потемнел и швырнул юношу в непереносимый мрак.

– Ты никто… – голос гудел вокруг, заполняя собой все пространство, будто Яр оказался в огромном мире, лишенном света. И голос гулял в темноте, как вздумается, не натыкаясь на стены, не находя преград. Яр ощутил себя внутри чего-то огромного, где песчинка-человек падал и падал, не находя опоры, а звук постоянно накатывал на него и бил с новой силой, швыряя из стороны в сторону. – Ты, – тело пронзало болью и кидало в беспросветную тьму. – Никто, – и юноша летел в другом направлении. – Ты… ничто… – безвольное тело вновь подхватило звуком, словно нечто легкое и воздушное, будто и не тело вовсе – а одну эфемерную душу.

– Ты – не человек! Ты – мутант! Ты – тварь, каких на земле не бывало!

– Не… не… правда, – тихо, еле слышно проговорил Яр на пределе своих сил. Вот-вот – и сознание растворится во всепоглощающей тьме, исчезнет навсегда.

– Да что ты лепечешь, твареныш?! – и снова боль, удар, голова раскалывалась… но теперь она хоть вернулась на место: Яр ощущал ее и тело. Что-то неведомое происходило вокруг, что-то неподвластное сознанию, но сопротивление Яра давало эффект. Юноша чувствовал, что это помогает. Странным образом его борьба помогает.

– Я! Не! Твареныш! – с каждым слогом голос становился сильней. Упрямство и злость – вот тот стержень, который еще связывал его внутренний мир с настоящим. Сопротивление. Оно помогало. Оно делало его человеком. Да – человеком!

– Что? Что ты несешь? – закричал голос, но уже не так уверенно. Уже тише, и боль охватывала тело уже не такими мощными волнами, но сдаваться нельзя было. Еще рано. Ведь можно пропустить момент, когда тело откажется действовать, сопротивляться. И тогда чудовище… нанесет новый удар. Яр не думал, что это за чудовище и где оно. Юноша лишь чувствовал неведомую опасность и ощущал упрямство – невероятное упрямство, с которым хотелось задавить неведомую гигантскую сущность. Ибо она не права. Яр – человек, и, как бы ни изменился его «говно-код», он останется человеком.

– Я – человек! Я, мать твою – человек! – кричал Ярослав в исступлении, понимая, что нечеловеческая сущность вокруг сжимается, боль в голове отступает, а тихие и слабые теперь слова: «Нет! Ты ошибаешься! Все… не… так… ты…» – не приносят ему никакого вреда.

А где-то в темноте, очень-очень далеко, загорается точка. Она нестерпимо-яркая, ослепительно-блестящая, как солнце, лучик которого выглянул из-за облаков на его памяти раз в жизни. И точка растет, разгоняет темноту, согревает тело и изгоняет боль. Яркий свет вымывает последнюю серость из этого огромного мира…

Теперь Яр ощущает себя полностью. Боли нет, и голоса неведомого существа – тоже. Вокруг равномерный, льющийся из ниоткуда свет, а перед ним неясная, размытая фигура.

– Молодец, – произносит она. Не ртом, а как-то иначе, но юноша понимает ее. И даже ощущает что-то знакомое, родное.

– Что происходит? – спрашивает Яр. Все так эфемерно вокруг, неправдоподобно.

– Ты познаешь себя…