Она остановилась, чтобы забарабанить ногами на месте в ритме «ратта-тат-тат», который заставил Кантора вздрогнуть.
— Прошу, маленькая мисс Марта, — сказал он, — вы причиняете боль моим поврежденным ушам.
Она вскочила и приземлилась в одном месте. С нахальной усмешкой она сказала:
— Ты можешь говорить. Это хорошо.
Она подбежала к дверному проему, схватилась за раму и высунулась, затем крикнула слишком высоким голосом для такого крошечного тела.
— Иди сюда, Ма. Иди сюда, Рутцен. Он заговорил.
Послышались более тяжелые шаги. Гимо все еще хмурился, но быстро отошел от центра комнаты. В комнаты вбежали женщина, которая утверждала, что спасла жизнь Кантора и мальчик постарше. Они остановились и изучающе посмотрели на него.
— Больше воды, — распорядилась женщина.
Марта и Гимо выбежали из комнаты.
— Думаю, ты спасла его, Ма, — мрачным голосом сказал мальчик по имени Рутцен. — Но я все еще не знаю почему.
— Мужчины! — Она бросила на него язвительный взгляд. — Ты слишком мало думаешь о ценности жизни. Если бы ты должен был месяцами вынашивать ребенка и знал бы о больших усилиях, направленных на то, чтобы принести новую жизнь в мир, то ты бы больше ценил и меньше тратил.
Рутцен пожал плечами, похоже, не особо впечатленный мудростью матери.
— Проявлять заботу это женская кость.
Это безобразие заставило ее застыть. Она посмотрела на сына. Для такой маленькой, она выглядела так, будто выброс гнева будет разрушительным.
— Скоро ты отправишься в мужской лагерь, и эта мать будет рада, что твой варварский характер уйдет вместе с тобой.
— Ты будешь по мне скучать.
— Ха!
Рутцен ухмыльнулся.
— Ты будешь по мне скучать. Это тоже женская кость.
Кантор заметил в руке женщины кувшин. Как только он его увидел, больше ничего из того, о чем говорили мать и сын, не интересовало его.
Должно быть, она заметила его взгляд прикованный к кувшину.
— Я принесла тебе попить. Мы обливали твое тело в течении двух дней. Теперь нужно пропустить как можно больше воды через твои внутренности.
Она вышла вперед. Кантор без указаний запрокинул назад голову и открыл рот. Внутрь вошла не вся вода, но ощущение той, что стекала с его подбородка и груди, было также приятно, как и той, которая попала в рот.
Марта и Гимо вернулись и быстро выплеснули свою ношу на Кантора.
— Спасибо вам, — скзал он и даже смог улыбнуться.
Марта ответила хихиканьем и взмахом руки. Гимо нахмурился и потопал от него прочь, заняв позицию в углу комнаты.
Женщина вытащила нож из ножен, которые носила под фартуком.
— Я развяжу его.
— Слишком рано, — сказал Рутцен. — Он перебьет многих из нас.
— Если ты думаешь, что достаточно взрослый, чтобы говорить своей матери, что делать, то знаешь, куда тебе идти.
Марта запрыгала вверх и вниз, хлопая в ладоши.
— Мужской лагерь. Мужской лагерь. С Фафадой.
Рутцен занес ладонь так, будто намеревался ударить ее, но она увернулась от него, все еще танцуя и припевая.
Старший мальчик усмехнулся:
— Вы пожалеете, когда вам придеться таскать дрова и воду.
Марта подняла свое пустое ведро и запустила им в старшего брата. Он увернулся. Она высунула язык.
— Достаточно, — крикнула мать. — Рутцен, иди на вечерний хор.
Мальчик ушел, ворча и кидая на Марту злобные взгляды, которая снова высунула язык.
Мать наклонилась к Кантору. Нож лениво повернулся в ее руке.
— Ты чувствуешь какую-либо ярость? — спросила она.
— Ярость? — Почему он должен чувствовать ярость? — Может ты имеешь в виду гнев? Нет. Не на кого сердиться.
— Они окунули тебя в море, затем оставили на берегу, чтобы ты страдал и умер.
— Они?
Его голос прорвался сквозь сухое горло.
Она снова опрокинула кувшин, и он выпил.
— Мужчины в гостинице. Было не слишком умным идти туда в одиночку.
— Я уже это понял. Но ярость? Нет, я не чувствую ярости по отношению к ним.
Марта подбежала ближе.
— Море Джоден вызывает ярость. — Она приложила руки к своему лицу, словно это были когти, и они заставляли ее морщиться. — Ааааарррггггг.
— Уйди, Марта, — отругала ее мать. Она прищурила взгляд на Кантора, снова проверяя. — Что ж, если ты не чувствуешь желание мести, то я разрежу веревки.
— Я никогда не ощущал желания мести, госпожа.
— Да, и ты наверняка еще очень слаб. — Она начала разрезать веревки, связывающие его руки. — Потребуется еще день или два, чтобы яд полностью вышел из твоих внутренностей и тела.
— Еще? Сколько я уже здесь нахожусь?
Женщина поджала губы.
— Как долго, Марта?
— Три дня. Он воняет, Ма.
— Я знаю. Это из-за яда из озера. Он не может с этим ничего поделать.
— Ему нужно принять ванну? Нам нужно принести воду? Он большой мужчина. Он должен добыть себе воду.
— Да, ему нужно принять ванну, но он не может добыть себе воду.
Как только веревки упали с его запястий, Кантор согнул пальцы, затем положил ладони на локти, чтобы вернуть циркуляцию в норму.
— Нет, не надо, — сказала мать.
Он провел ладонью только один раз, но сразу понял, почему она пыталась его остановить. Кожа отреагировала так, будто он снял слой.
Он поморщился, а его глаза заслезились. Она вылила оставшуюся в кувшине охлаждающую воду на его руки.