На край света

– Сам бы рад идти на новые реки. Но не пойду я бить челом воеводе… А потому не пойду, что и двух месяцев не прошло, как просил я его об отпуске на Погычу-реку. Отказал мне воевода. Вдругоряд негоже мне ему кланяться.

Василий Бугор и Редкин переглянулись.

– Вот оно что! – протянул Бугор. – Может быть, твой посул показался ему малым?..

Гости встали, разводя руками, и взялись за шапки. Ушли. Стадухин долго сидел, крепко задумавшись и сдвинув брови…

Стадухин не мог примириться с мыслью, что до сих пор ему не удалось проведать новую реку, руководя отрядом. А он ли не знатный землепроходец?!

На Вилюй-реку Стадухин ходил рядовым. Шесть лет тому назад ему удалось, наконец, стать начальником отряда, но его стали преследовать неудачи. На Оймеконе-реке он нашел служилых и промышленных людей. Выслав Андрея Горелого в разведку на юг, на реку Ламу (Охоту), Стадухин узнал, что у ее устья уже стоит отряд Ивана Москвитина. Там делать было нечего. Это было обидно.

Стадухин резко повернул к северу, прошел всю Индигирку, Студеным морем дошел до Алазеи. Там уж был Дмитрий Ярило! Каких трудов стоило Стадухину с помощью Дежнева уговорить Ярилу объединить отряды под его, Стадухина, рукой! Ему удалось это.

Торжествуя, вернулся он в Якутский острог, открыв реку Колыму. Так нет же! Ярило был старше Стадухина. Ему воевода приписал всю честь. Его, Ярилу, он назначил на Колыме приказным, а Стадухина обошел, будто ничего он и не сделал.

Да взять хотя бы Ваську Бугра, только что приходившего к Стадухину с просьбой. Он прославился еще девятнадцать лет назад! Это он был тем енисейским казаком, кто первым открыл Лену-реку.

Прошлую зиму весь Якутский острог только и говорил, что о подвигах письменного головы Василия Пояркова. Проведал он новую захребетную реку Амур.

За такими людьми стало не видно Михайлы Стадухина.

А теперь, что ты скажешь! Была надежда у Стадухина догнать Реброва, Москвитина и Пояркова, проведав Погычу-реку, о которой только слух был. Опять – неудача. Прошлый год Ерастов выскочил со своей челобитной. Теперь, того и гляди, Дежнев раньше его будет на Погыче! А ему, Стадухину, так и придется, видно, в хвосте тащиться…

Настасья, с трепетом наблюдавшая за мужем сквозь замочную скважину, видела, как он долго сидел и сдвинув брови глядел в угол. Вдруг он с размаху ударил кулаком по столу. Настасья, вздрогнув, отпрянула от двери.

5. Воевода Пушкин

С полсотни казаков собрались на площади перед хоромами воеводы. Большая их часть – это молодые задорные люди, вроде Пашки Кокоулина, рыжего вихрастого забияки. Но были среди них и такие матерые казаки, как пятидесятник Шалам Иванов, на теле которого имелось немало рубцов от ран, полученных в стычках и сражениях. Его седой чуб висел над выбитым стрелою левым глазом, а правый глаз сурово смотрел из-под нависшей брови. Там же можно было увидеть и седобородого Ивана Пуляева.

Казаки вполголоса перебрасывались словами, глядя, как их челобитчики Василий Бугор, Иван Редкин и Степан Борисов вот уж час стояли у крыльца. О казаках давно было доложено воеводе, но тяжелая дверь все еще закрыта. Двое стражников с бердышами похаживали у двери.

Наконец казаков впустили. Воевода, боярин Василий Никитич Пушкин, толстый, с обрюзгшими щеками, сидел в переднем углу на лавке, застланной персидским ковром. Его тучную фигуру облегал вишневый шелковый кафтан с петлицами из золотого галуна. Высокий стоячий воротник-козырь блестел золотой вышивкой. Ноги боярина, обутые в красные сафьяновые сапоги, покоились на мягком коврике.

Боярин сидел, опершись обеими руками о колени, и, прищурясь, смотрел на вошедших казаков. В стороне у окна стоял дьяк Петр Стеншин. Высокий, худощавый, выставив вперед жидкую бороденку, высоко подняв брови и собрав складками кожу на лбу, он, как и Пушкин, с любопытством смотрел на казаков.

– Доброго здоровья тебе, боярин! – хором произнесли казаки, кланяясь в пояс.

– С чем пожаловали? – спросил Пушкин.

Редкин, как старший, выступил вперед, держа в руках свернутую челобитную:

– Ленские казачки бьют челом великому государю и просят тебя, боярин, принять их челобитную.

– О чем? – Пушкин запрокинул голову.

– Просят тебя казачки отпустить их, числом пятьдесят человек, а кто да кто здесь, в челобитной поименовано, на реку Колыму. А с тем просят, чтобы там государеву службу служить и идти морем проведывать новую реку Погычу.

– А что там, на новой-то реке, всем вам так полюбилось? Разбойничать, чай, хотите?

– Нет, боярин, – ответил Василий Бугор, – не разбойничать мы хотим, а хотим проведать новую реку, чтобы великому государю прибыль учинить.

– Знаю я, как вы о государевой прибыли печетесь! – отрезал Пушкин, вставая. – Воровать да разбойничать, вот о чем ваша забота!

– Пошто обижаешь, боярин? – сказал вполголоса Иван Редкин, моргая белесыми ресницами.

Пушкин помолчал, постукивая ногой.

– Что за Погыча-река? – спросил он у дьяка Стеншина. – Не на нее ли у нас и Михалка Стадухин отпрашивался?