На край света

Стадухин поглядывал на клочья серых облаков, проносившиеся над морем. Поглядывал он и на птиц, с резкими криками летевших к берегу. Стадухин был озабочен. Ему не нравилось, что птицы летели к берегу: это бывало к буре.

Далее, за устьем Яны, берег круто изогнут и от вершины лукоморья тянется к северу. Стадухин приказал – и Ивашко Казанец, худым лицом и заостренным носом похожий на хищную птицу, повернул погудало руля. Юшка Селиверстов, верзила с грубыми чертами лица и глубокими складками на щеках, выбрал одну снасть паруса и вытравил другую. Коч накренился на правый борт и пошел на северо-восток, срезая невидимое за дальностью лукоморье. Вдруг за островом, что у главной протоки янского устья, Стадухин увидел парус, за ним – другой. Скоро из-за острова показались два коча. Они шли к северу и быстро приближались к кочу Стадухина.

На кочах было людно: более двадцати человек на каждом. Кочи сблизились, и Стадухин узнал встретившихся мореходцев. То были беглые казаки.

На переднем коче Стадухин увидел их главаря Ивана Редкина, полулежавшего под мачтой. Ноги Редкина были укрыты медвежьей шкурой. Атаман дорогой разболелся. Из-за его болезни беглые казаки целую неделю просидели в Усть-Янском зимовье. Лишь немного ему полегчало, и казаки снова вышли в плавание.

На носу второго коча, отнятого казаками около Жиган у торгового человека Колупаева, Стадухин увидел одноглазого Шалама Иванова. Около рулевого распоряжался Василий Бугор, а рядом с ним виднелась неподвижная коренастая фигура Ивана Пуляева. Казаки держали оружие. Фитили пищалей курились.

– Гей! – крикнул Стадухин. – Ивашка! Васька! Стой! Слово есть!

На кочах спустили паруса. Кочи сошлись на веслах.

– Здорово, бунтовщики! – приветствовал Стадухин беглых казаков. – Куда путь держите?

– Здравствуй и ты, Михайла! – отвечал Бугор. – А путь держим на Погычу-реку.

Стадухин вынул из-за пазухи трубочку, уложенную в кожаный мешочек, и поднял ее над головой.

– Видите это? Наказная память от воеводы! Мне быть приказным на Погыче-реке!

Беглецы молча смотрели на него. Стадухин стоял перед ними огромный, в плечах косая сажень; его черные волосы разлетались от ветра под красной, опушенной соболем шапкой. Он глядел самоуверенно и гордо.

– Видите парус? – продолжал Стадухин. – То бежит сын боярский Василий Власьев. Ему наказ вас переловить и в Якутский острог представить.

– Прыток больно! Пусть попробует! – зашумели казаки.

– Кто же из вас захочет со мной государеву службу справлять и на Погычу идти, – гремел зычный голос Стадухина, – того я приму и Власьеву не выдам. А пойдете одни, все едино, хоть на Индигирке, хоть на Колыме, вас переловят. Так как же, ребята? Теперь ваше слово.

– Так что ж? – заговорил Редкин, пытаясь подняться, но опять со стоном опускаясь. – Мы не против… Нам же лучше. А? Как вы, ребята? – он обернулся к Бугру, видимо, за поддержкой.

По осунувшемуся лицу Редкина Стадухин понял, как тяжело он болен.

– Верно! – быстро ответил Бугор. – Мы не изменники государю. Мы и ушли-то ему же службу справлять. А коль Михайла нас примет, на том ему спасибо. Не так ли я говорю, казачки?

– Так! Верно! Мы не против! – загудели голоса.

Стадухин чуть заметно усмехнулся и поднял руку, желая говорить. В наступившей тишине он произнес медленно и веско:

– Но пусть каждый помнит: слово мое – закон. Вы меня знаете: к ослушникам жалости у меня нету.

Так войско Стадухина увеличилось вшестеро, а у беглецов стал новый начальник. Редкин и Бугор радовались: слишком тяжело было им управлять сбросившей узду казачьей вольницей. С выборными главарями казаки не очень-то считались.

Едва Бугор вздохнул с облегчением, как сильный толчок чуть не сбил его с ног. Под судном зашуршал грунт. Коч закачался с боку на бок.

– Мель!

– Все на весла! – крикнул Бугор, бросаясь к рулю.

Его люди гребли изо всех сил и отталкивались от дна шестами; коч оставался на мели. Тогда за дело взялся Стадухин. Надеясь, что он и один сдернет Бугра с мели, Стадухин крикнул старому Кузьме, полукормщику Редкина, чтобы тот шел к Святому Носу[37]. Кузьма поднял парус, и его коч побежал к северу.

Стадухин решил сдернуть Бугра воротом. Он приказал спустить карбас. В этой пляшущей на волнах скорлупе трое казаков подплыли к кочу Бугра. Юшка Селиверстов, сидевший на правиле[38], принял с коча якорь. Затем казаки отплыли в сторону, насколько позволяла шейма, и бросили якорь в воду.

На коче Бугра все свободные руки схватились за стяги ворота. Шейма стала наматываться на барабан. Гребцы налегли на весла. Песок заскрипел под днищем, и коч сдвинулся. Бугор тотчас же отошел от мели.

Когда ватага Бугра пыхтела, вытаскивая якорь, она увидела третий коч, подошедший вплотную внезапно и бесшумно. Его видели и прежде, но издали. Потом, среди волнующих событий, о нем забыли. Тем неожиданнее и удивительнее показалось всем его появление. То подошел сын боярский Власьев. Он стоял на носу коча, грузный, с лохматой бородой. На нем была темно-красная ферязь[39] с петлицами из серебряного галуна. Кисти его кушака мотались по ветру. За кушаком торчал пистолет.