На хвосте Техас

Она никогда не напивалась, да и сейчас явно рисовалась: Рыжая была слишком честной, чтобы скрыть, что ее мучают угрызения совести.

— Все забыто, любимый? — спросила она, глядя на Митча поверх бокала. — Полностью и окончательно?

Он засмеялся:

— Ну как ты? Уинни задал тебе нелегкую работенку?

— Фу! Так набрался, что мне даже стало его жалко.

— Вот уж нечего его жалеть! — решительно возразил Митч. — Одна женщина как-то раз вот так его пожалела, за что едва не лишилась носа, который он ей почти откусил. Я не шучу. — Митч глянул на Таркелсона. — Ты ведь помнишь, Тарк, бедняжку официантку из галвенстонской пивной?

— Помню, — кивнул менеджер. — Лорды оспаривали этот случай во всех инстанциях вплоть до Верховного суда. Ей не удалось от них добиться даже оплаты счета, выставленного врачом.

Рыжая возразила: пусть даже и так, зато ей Лорд сделал потрясающий комплимент.

— Ты же слышал, Митч. Он сказал, что у меня самый прелестный задок из тех, что ему доводилось видеть.

— Ну, тут он несколько преувеличил, — отозвался тот. — Ты же знаешь, что такое техасцы!

— А как думаешь ты? Ты тоже считаешь, что у меня самый хорошенький задок, или нет?

— Мне не с чем сравнивать. — Митч беспомощно развел руками. — Ты единственная женщина, которую я когда-либо знал.

— М-м-м, — промычала Рыжая. — М-м-м. Придется тебя за это поцеловать, когда мы останемся одни. — Затем, повернувшись к Таркелсону, окинула его испытующим взглядом. — А вот насчет тебя я в сомнении...

— Ты о чем? — недоуменно поинтересовался Тарк. — Так спроси!

— О'кей, но ты должен пообещать, что ответишь как на духу. — Она склонила голову набок. — Обещаешь, толстяк?

— Обещаю, — хихикнул он.

Рыжая встала коленями на диван и что-то прошептала ему на ухо, отчего оно, лицо и шея менеджера стали пунцовыми.

— Ну, — дерзко потребовала Рыжая, — как ты думаешь?

— Уф, я, уф, думаю, что мне лучше уйти, — в отчаянии пролепетал Таркелсон, оттягивая пухлым пальцем галстук. — Я...

Он с трудом поднялся, но Рыжая схватила его за полы пиджака и потянула обратно.

— Ты обещал сказать правду. Если не скажешь, понесешь наказание. И знаешь какое?

Она опять что-то ему нашептала и откинулась назад с торжествующим видом. Толстяк, казалось, вот-вот задохнется.

— Ну как? — настаивала Рыжая. — Или ты сейчас же скажешь правду, или я с тобой кое-что сделаю... Митч! Митч, отпусти меня, будь ты проклят!

Ухватив Рыжую, Митч зажал ее под мышкой. А пока она визжала и брыкалась, ухитрился обменяться рукопожатиями с Таркелсоном.

— Счастливо тебе, друг! Увидимся утром.

— Ох да. Ну ты даешь, Митч! — Менеджер начал бочком пробираться к двери.

— Проверь, как там Лорд. Но никаких телефонных звонков! Ему незачем подниматься сюда на лифте, понял?

— Конечно, конечно! — отчаянно закивал Таркелсон. — Я... позволь мне поскорее отсюда выбраться, Митч.

В ту же секунду, как менеджер вышел, Рыжая наконец вырвалась и, сделав пируэт, застыла в театральной позе.

— Прошу немного музыки, профессор!

— Сейчас? А не поздновато ли, любимая?

— Не спорь! — возмутилась она. — Хочу музыки!

— Ну ладно. Только недолго.

Митч никогда не брал уроков музыки, но у него была великолепная память и, естественно, сверхчувствительные пальцы. Усевшись за пианино, он нажал заглушающую звуки педаль, секунду разглядывал клавиши, затем положил на них руки и очень тихо заиграл мелодию песенки «Это было желе, потому что джем так не трясется».

Рыжая сделала па с резким поворотом, дрыгнула ногой, и слетевшая с нее тапочка взмыла в воздух. Сделав еще один поворот, она дрыгнула другой ногой, и вторая тапочка тоже взлетела вверх.

Митч передвинул руки на басовые клавиши, и пианино гулко отозвалось: том-том. На лице Рыжей появилось выражение экстаза. Откинув голову назад и изогнув спину, она начала срывать с себя халат.

Кружевное белье было следующим, на что ушло не более двух минут.

Митч пробежался пальцами по клавишам, аккорды зазвучали настойчиво и властно. Руки Рыжей легли на застежку лифчика, но, казалось, пальцы упорно сопротивлялись желанию хозяйки. Однако, когда пианино зарыдало, как бы умоляя, Рыжая внезапно сорвала лифчик.

Потом были трусики. Затем...

Затем снимать стало нечего. Рыжая осталась в чем мать родила — зрелая, с великолепным телом, мечта художника, рисующего пастелью.

Несколько секунд они молча взирали друг на друга, после чего Рыжая повернулась и показала Митчу почти незаметный синяк на ягодице.

— Видишь? Это твоя работа. Осталось после того, как ты отшлепал меня по заднице.

— Жизнь не безоблачна, — философски заметил Митч. — Выпадают и дождливые дни.

— И ты не собираешься ничего с этим сделать?

— Ну, я мог бы, — признался Митч, — если бы был уверен, что ты не одна из тех, кто перекрасился под рыжую.

Рыжая ответила, что он и сам видит — она без подмены, на что Митч возразил, это, мол, такая вещь, которую не обнаружишь невооруженным глазом.

— Знавал я одну блондинку, которая выдавала себя за брюнетку. Ее дружок был шахтером, и у него была ярко выраженная аллергия к воде и мылу.

Рыжая сделала огромные глаза.