На хуторе (рассказы)

"Делов" и в самом деле немало. Тот же погреб. Кажется, что в нем? Обычная крытая яма с "выходом". Летом там холодок. Для молока, для всякого варева хорошо. Не скиснет. Зимой хранится картошка да другой овощ. Сам когда-то копал в доме своем, в поселке. Крышу менял, когда подпревала. Сосед мой, хозяйственный дед Петро, погреб соорудил - всей улице на удивленье, ходили на экскурсию. Широкий спуск по ступеням, а внизу - простор: картофельный закром, полки для банок с вареньем-соленьем, место для бочек, высокий потолок, труба для вытяжки - словом, хоромы. Но что дед Петро...

Алешин погреб, когда я лишь заглянул в него, обомлев, это что-то немыслимое: вроде станции метро. Глубоченный бункер в два этажа с перекрытием. Дикого камня кладка на растворе. Электрический свет.

- Петрович, - убеждал меня Алеша, - погреб для хуторского быта - первое дело. Это в городе - холодильник, бросил кусок мяса - и все. А у нас... Молоко кислое, пресное, творог... А картошки сколь... А свеклы, моркови. Себе, скотине...

Мы опускались в глубины погреба, в глухие низы.

- Петрович... - внушал мне Алеша. - Сам знаешь, рыбой заниматься без погреба - пустой номер. При нашей жаре погубишь или за так отдашь... Такие труды, ночьми не спишь, хоронишься, а проку... С погребом - уже моя воля. Цену не дают! Я засолю по-хорошему. Она в тузлуке все лето пролежит. Нужно, отмочил да повялил - и все в дело.

На воле полыхало жаркое лето. В подземной глубине было холодно. Поднявшись наверх, я с удовольствием подставлял озябшую спину солнышку, согреваясь. И вдруг иной холодок меня пронизал. Хозяин стоял возле: вовсе не богатырь, кожа да кости, жилистые плети рук, узкие плечи, втянутый живот, про таких говорят у нас: на балык ли, в дощеку высох. А рядом - это каменное подземелье, колодезная глубина его, в два этажа, просторные своды...

- Алеша... - спросил я. - Ты как его сделал?

Это был пустой вопрос, потому что знал я: никаких экскаваторов, бульдозеров, никакой техники и никакой помощи, кроме сыновьей, а они ребятишки... не было ничего.

Но ведь сделано. Я только что вылез оттуда, из холодного подземелья. Такую страсть лишь выкопать, столько земли выбросить, да еще с такой глубины ее тягать надо ведрами, да заготовить камень, привезти, опустить вниз, выложить стены, дважды перекрыть... Он стоит, светлыми глазами хлопает, вздыхает, повторяя свое:

- Петрович, сколь работы... Сколь работы, Петрович... А куда денешься... без погреба, сам понимаешь... Жизнь хуторская - это не город. Тем более рыбой заниматься...

Что тут скажешь... лишь повторишь, Алеше вослед: "Сколь работы..."

И только ли погреб? А скотьи сараи, базы, птичник, два артезианских колодца - во дворе и на плантации, - цистерны для воды, железные трубы по всему огороду и саду.

- Петрович... - внушал он мне. - При нашей жаре день и ночь надо лить. Что капусту, что помидоры... А уж молодые садины, особенно яблоньки, груши... Дед Астах - люди и ныне помнят - ночи напролет, бывало, возит из речки и поливает. Батаков сад, ты слыхал, наверное, по-над речкой. И мельница там была, Батакова... За что и пропал. А без воды у нас ни в чем росту не будет, нечего и затевать.

В первую зиму он ставил забор. Из займища на санках - тогда у него и трактора не было - возит и возит жерди. На пиле под навесом "распускает" их вдоль, снимает кору. Только и видишь его: тянет сани, согнувшись. Только и слышишь: визжит пила, даже ночью, когда выходишь из дома. Зимняя ночная хмарь, снег по земле. Хутора во тьме не видать, лишь редкие огни. И голос пилы-циркулярки.

Встретишь его, в займище ли, на пути, он объясняет:

- Петрович, это же - скотина... Тем более у чеченов, они вовсе не пасут. Трудись все лето на огороде, вырасти, а они зараз снесут, а свиньи если залезут. Дикие приходят... Забор надо настоящий, Петрович... Сколь работы. Но куда деваться...

Закурит - и потянул немалый, крепко увязанный воз. Добро, что зима была снежная. Дорогу накатал. Деревянные полозья идут легко.

Ставил он забор с сыновьями. И теперь, когда мимо иду, не удержусь: подойду и потрогаю. Ровные струганые плашки. У каждого гвоздя под шляпкой еще и шайба. А сверху - краской закрыто. Тут никакая ржа не возьмет. Плашка за плашкой, пролет за пролетом... Тянется и тянется. Конца нет. Охват - километра два, не меньше. "Сколь работы, Петрович..."

Но это все - прошлое. Нынче Алешу, как на хуторе говорят, "рукой не достанешь". Коровы, быки, телята - табун немалый. Лошади есть, их татары берут. Свиноматки племенные. Поросята свои, это уже полдела. Десятка два, наверное, всегда на откорме. Конечно, птица: куры, гуси хорошие, белые. Огород, сад. Колесный трактор, хоть и старенький. Машина с прицепом "уазик". Для наших дорог - лучше не надо. Алеша занимается рыбой. Цены теперь неплохие. Перекупщиков - море. Лишь свистни. Но рыба - дело нелегкое. Весна, на воде холод; тем более, потаясь, ночью. Сладкого мало. Но где оно, сладкое?

Иногда Алеша спросит меня: