На капитанском мостике

П л а т о н о в. Я тоже за раздумья! Только мои раздумья отличаются от ваших. Ваши раздумья сводятся к тому, что «я за свою жизнь ничего не добился, не смог преуспеть в жизни». А мне кажется, что я не только преуспел в жизни, но еще и что-то сделал, чтобы вам жилось хорошо! Вы далеко не молодой человек. Вам уже тридцать три года. И вы должны бы знать, что все, чем вы сейчас так щедро пользуетесь, вам дали мы, люди старшего поколения, те самые, кто не задает себе вопросов, «что они получили от жизни».

М а р а с а н о в. Тихон Ильич, давайте будем откровенны.

П л а т о н о в. Давайте!

М а р а с а н о в. Я ничего плохого не хочу сказать о старшем поколении. Вы люди действия. Вам райком партии вручал командировку, и вы поехали в село раскулачивать. Вас комсомол командировал на стройку, и вы тут же уехали строить. В войну вам дали винтовку в руки, и вы отправились на фронт, в действующую армию.

П л а т о н о в. Все верно. На раздумья у нас не было времени.

М а р а с а н о в. Зачем вам думать, был человек, который за вас думал.

П л а т о н о в. Нет, и мы думали, как лучше выполнить задание партии.

М а р а с а н о в. Тихон Ильич, вы же слепо верили в святость «гения».

П л а т о н о в. Нет, мы не слепо верили. Мы верили потому, что мы умом и сердцем принимали великие идеи партии. На наших глазах преображалась и страна, и наша жизнь. Вы хорошо знаете о наследии, которое нам оставила царская Россия. Люди были разутыми, раздетыми, голодными. В стране свирепствовали болезни. Страна была нищая, безграмотная, и за несколько десятилетий мы не только вышли вперед, но и до космоса поднялись. Как же можно всего этого не замечать?

М а р а с а н о в. Скажите, Тихон Ильич, разве у нас не могла коллективизация проводиться иначе? Чтобы мужик, так сказать, сам почувствовал вкус коллективизации и добровольно пошел в колхоз? А что мы сделали? Самого преданного мужика земли лишили.

П л а т о н о в. Продолжайте, я вас слушаю.

М а р а с а н о в. А как пятилетки выполняли? На энтузиазме да на костях.

П л а т о н о в. Говорите, говорите…

М а р а с а н о в. А в войну разве у нас все правильно было? Человек попал в плен, а мы освобождаем его и тут же наказываем, да еще как! Я что? Неправ? Человек и после войны может приносить пользу родине. В плену главным было выжить. Где же тут гуманизм?

П л а т о н о в. Все высказали? Можете добавить, что в революцию у нас слишком много было крови.

М а р а с а н о в. А разве это не так?

П л а т о н о в. Оппозиции? Какие оппозиции? Их не было! Выдумка! Контрреволюционных заговоров у нас не было, саботажа тоже?

М а р а с а н о в. Я этого не говорил.

П л а т о н о в. Вот, оказывается, как легко и просто можно судить о вчерашнем дне! Так вот, о мужике, преданном земле. Вы, видимо, имеете в виду кулака, а кулаку нечего было делать в колхозе. Он, этот «преданный» земле мужик, мечтал о другом — как бы поудобнее сесть на шею крестьянина. И советская власть лишила его земли. Обошлась без его услуг. Наша деревня прочно стала на социалистический путь развития. И в том, что мы победили фашистскую Германию, есть немалая заслуга советского колхозного строя. Теперь насчет пятилеток. Вы правильно сказали, что мы строили их на энтузиазме. А как же иначе? Надеяться нам было не на кого. Что ж, пришлось ремешки потуже подтянуть, и одну за другой стали выполнять пятилетки. Это обеспечило невиданный рост экономического и материального могущества страны. Что же тут плохого?

М а р а с а н о в. Да, но какой ценой?

П л а т о н о в. Цена большая. Но наша победа стоит того. И последнее — насчет пленных. Вы хорошо печетесь о пленных. Но, видимо, разные были пленные. Одни случайно попали в плен и в плену продолжали бороться с фашизмом, а другие сами воткнули штыки в землю и, больше того, сражались против нас. Так что ж вы хотите, чтобы у нас гуманизм был для всех одинаков? Но это же было бы надругательством над погибшими в честном и открытом бою. Нет, товарищ Марасанов! В этом вопросе не может быть уравниловки. Я, конечно, вас понимаю, вам бы хотелось, чтобы социализм к вам явился в белых перчатках, в парадном мундире, тихо, мирно, без борьбы, — но увы, такого в жизни не бывает. Новое, если хотите знать, завоевывается всегда в ожесточенной борьбе. Я знаю, ваше заявление выглядит бойким, но оно рассчитано на наивных людей, которые не знают жизни. Они послушают вас и могут сказать: какая светлая голова, как смело обо всем судит. Да и они вряд ли вам это сегодня скажут. А вы подумайте хорошенько. Вы же требуете от меня, чтобы я думал. Потрудитесь теперь сами подумать. Вы обязаны это сделать, хотя бы для очистки совести.

М а р а с а н о в. Ну, я никому ничем не обязан.

П л а т о н о в. То есть как это вы не обязаны? Ничего подобного, вы обязаны родителям, которые вас воспитали, дали образование, советской власти, которая вас сделала человеком.

М а р а с а н о в. В этом смысле я, конечно, обязан.