— Вот это начало! — восхитился капитан. — Вам, товарищ майор, должно быть, в любви не везет.
— Да, не повезло-таки. Ну, теперь, братцы, берегись: я в азарт вошел.
— Тасуй — сдавай, — пробурчал майор.
Скворцов сдал карты.
— Раз.
— Пасс.
— Два.
— Два мои.
...Игра шла. Скворцову везло — карта к нему так и перла. В общем, ему было неплохо. Только мешало сознание, что он слишком много, неприлично много выигрывает. Как он ни рисковал, выигрыш все рос. Угрюмоватый майор только крякал. Капитан начинал нервничать, а лейтенант все улыбался белыми зубами. Они играли, пока самолет не приземлился.
— Москва, товарищи, дальше не повезем, — объявил командир корабля, выходя из рубки.
Скворцов встал и широко потянулся:
— Слышали? Москва. Спасибо за компанию.
— А расписать? — ревниво спросил угрюмоватый.
— Не надо. Все равно я вас всех обыграл.
— Игра есть игра, — солидно заметил полненький.
— Ха! Вы меня разве не знаете? Я — знаменитый самолетный шулер Скворцов. Слыхали?
— Это шутка, товарищ майор? — спросил капитан.
— Какая шутка? Я шутить не люблю. Ну, приветствую вас.
Скворцов бодро откозырял, взял свой чемоданчик и пошел к выходу. Он спустился по трапу и ступил на московскую землю. Прежде всего его удивила трава — густая, сочная, интенсивно зеленая. Потом солнце. Какое же это было мягкое, прохладное, невинное солнце!
Офицеры спускались следом. Последним шел генерал Сиверс. Скворцов взглянул на него снизу вверх и поразился трагической худобе его щек. Но когда генерал сошел вниз, это впечатление исчезло. Сиверс как Сиверс: очки, четкость, ирония.
— Товарищ генерал... — начал было Скворцов.
— Ась? — отозвался Сиверс, глядя на него сбоку.
— Вас, вероятно, машина встречает?
— Машина? Нет, не встречает. Я, знаете, имею обыкновение ездить на городском транспорте. Без помпы. Честь имею кланяться.
Сиверс прикоснулся к фуражке, повернулся по-военному и быстро пошел вперед легким, чуть приплясывающим шагом. С ним вместе уходил вопрос, который Скворцов должен был задать ему, но не задал...
Простой человеческий вопрос: «Что с вами?»
А несколько минут спустя Скворцов уже ехал домой в автобусе. Миновали зеленые пригороды с дачными домиками, с прудами и утками, с телевизорными антеннами, и вот уже Москва обступила его. Огромный город мчался мимо, отражаясь в зеркальцах множества машин. Люди шли, толкая друг друга, обгоняя друг друга, задерживаясь на перекрестках, и как же их было много! Скворцов смотрел на все это со смешанным чувством отчуждения и узнавания.
Вот и дом его. Он вошел в подъезд. На стене детским почерком было нацарапано: «Инка выдра, она выбражала». Он узнал эту надпись и рассмеялся. Инка, о которой шла речь, теперь давно выросла, учится в институте, а подъезд все не отремонтировали.
Шагая через две ступеньки, он поднялся на четвертый этаж. Молодец, организм, — ни одышки, ничего. Спасибо тебе, организм. Он вынул связку ключей, отделил один, отпер дверь, вошел.
— Кто там? — спросил женский голос.
— Это я, — ответил Скворцов.
В прихожую вышла жена — маленькая, пухлая, с гладко зачесанными назад волосами. Выпуклые глаза сияли ребячьей радостью. Изумленно глядя ему в щеку, она вытерла руки фартуком и сказала тонко, на одном дыхании:
— Побрился, поторопился, порезался.