– Вот видишь, хозяйка! – обрадовался Валерий Иванович.
Он достал из буфета микроскопические хрустальные рюмочки и хрустальный же графинчик, наполненный до половины рыжеватой жидкостью. На дне графина болтались какие-то стебельки, корешки и листочки.
– Собственного изготовления. Двойной очистки.
Учительница мигом сбегала на кухню и принесла закуску – малосольные огурчики, домашнюю ветчину и хлеб.
Не чокаясь, выпили. Полина Владимировна только пригубила.
– Скажите, Полина Владимировна, – несмело начал Петя, – вот вы говорили, что к Коле часто люди какие-то ходили, кто это был?
– Да разные, Петенька, всех разве упомнишь?… В основном местные забулдыги. Или с работы.
– А чужих не было?
– Были, – уверенно сказал Валерий Иванович. – Видел я и чужих.
Он, несмотря на протестующие жесты жены, разлил по рюмкам еще водки.
– Приходил тут примерно неделю назад один. Судя по акценту (у нас стены, сам знаешь, бумажные), как говорится, – лицо кавказской национальности.
Петя насторожился.
– Да, вроде грузин. Он еще о чем-то долго с Колей препирался.
– А я его, между прочим, сама видела, – вступила в разговор Полина Владимировна. – Как раз вечером с работы возвращалась и заметила, что он от Коли выходил.
– Полина Владимировна, – как можно более внушительно сказал Петя, – а вы не могли бы его описать?
Она задумалась.
– Ну что, грузин как грузин, смуглый, усатый, лет сорока пяти – пятидесяти, невысокий. Да я же его потом на почте встретила…
– Давай-ка, Петя, еще выпьем. За здоровье.
Петя торопливо чокнулся и опрокинул содержимое рюмки в рот.
– А что он на почте делал?
– Он конверт надписывал. Видно, письмо хотел отправить.
Она долго примеривалась и тоже проглотила водку. Но, не рассчитав своих сил, поперхнулась, и мужу пришлось долго стучать ее по спине, пока она не пришла в себя.
– Ну ты, Полина Владимировна, даешь!
Петя от нетерпения начал грызть ногти. Наконец, последний раз кашлянув, учительница продолжила:
– А ты же меня, Петя, знаешь, у меня внутри все переворачивается, когда я вижу, что пишут безграмотно.
Петя улыбнулся:
– Да уж, пришлось на собственной шкуре убедиться.
– Ну вот, а грузин этот, видимо, писать в прошлом году научился. Представляешь, «Владивосток» через "о" написал. «Влодивосток».
– Так он во Владивосток письмо отправлял?
Полина Владимировна кивнула.
– А улицу Достоевского вообще переделал в «Дастаефского». Хамство какое!
– Полина Владимировна, – с надеждой спросил Петя, – а вы случайно номер дома не помните?
– И номер помню, – радостно ответила она, – дом номер 28, такой же, как и у нас, почему я его и запомнила. А вот фамилии на конверте не стояло. Без фамилии письмо было.
НЕПРАВИЛЬНЫЕ ГЛАГОЛЫ
Олег Марченко, старший следователь Таллинской городской прокуратуры, сидел в своем кабинете и зубрил неправильные глаголы эстонского языка. Дело было трудным и очень ответственным. Шутка ли, администрация вполне может поставить вопрос о его увольнении, если не будет сдан экзамен. А до него оставалось всего каких-нибудь полторы недели. Поэтому, отложив в сторону все дела, в том числе и самые срочные, включая расследование причин катастрофы парома «Рената», Олег Марченко водил пальцем по учебнику, как первоклассник.
– Урво кайкко дана мигу… Ох, чухонь… – время от времени беззлобно приговаривал он и отвлекался на безутешные мысли:
«Все равно в деле с паромом никаких концов найти не удастся, – рассуждал он, – главное-то вещественное доказательство лежит на дне моря. И доставать его оттуда никому не надо. Даже если это был взрыв, доказать вряд ли получится. А даже если получится, обязательно найдутся силы, которым это невыгодно. И тогда начнутся звонки сверху, приватные беседы всякие, с мягким прессингом… Так что лучше всего очень глубоко не рыть. И сам цел останешься, и никого ненароком не заденешь. Людей-то все равно уже не вернешь…»