На исходе ночи

Лейтенант чуть ли не побежал к правлению, чтобы побыстрее услышать доклады бригадмильцев. Однако ничего нового им разузнать не удалось. Коцофана не было нигде и никто из опрошенных его не видел. Участковый, походив взад-вперед по кабинету председателя, с тоской взглянул на черный телефонный аппарат. Мрачные мысли одолевали участкового уполномоченного. «Надо доложить начальству… немедленно, а что я могу сказать определенного? Ничего». Поразмыслив, он решил позвонить все же не самому начальнику райотдела МГБ майору Жугару, а дежурному по отделу. Майор был назначен начальником отдела сравнительно недавно, но уже успел прослыть среди подчиненных строгим и даже крутым руководителем. Вздохнув, Пынзару снял трубку и попросил телефонистку срочно соединить с районом и коротко доложил дежурному о случившемся: Дежурный, задав несколько уточняющих вопросов, попросил подождать у телефона и сообщил, что в село выезжает старший оперуполномоченный капитан Москаленко.

День уже клонился к вечеру, когда к сельсовету подъехала «Победа», из которой вышел подтянутый капитан, по возрасту немного старше участкового. Пынзару приложил руку к козырьку фуражки, приготовясь отдать рапорт по всей форме, но капитан остановил его и, улыбаясь, сказал:

— Здравствуй, лейтенант! — Он крепко пожал руку Пынзару. — Что у вас стряслось? Начальство обеспокоено. Видишь, майор даже машину дал. — Москаленко показал на забрызганную грязью «Победу».

Они вошли в здание сельсовета. Председатель сельсовета Китикарь, тепло поздоровавшись с капитаном, встал из-за стола и направился к двери, однако его остановил Москаленко:

— Куда же вы, Василий Павлович?

— Да так… не хочу мешать, у вас ведь работа какая — секретная. Я понимаю…

— От Советской власти у нас секретов нет, — улыбнулся капитан, — тем более от фронтовиков. Как, кстати, себя чувствуете, Василий Павлович? — Он озабоченно взглянул на худое, изможденное лицо Китикаря.

— Неважно, если откровенно. Рана дает себя знать, особенно в такую погоду. — Китикарь кивнул в сторону окна, за которым накрапывал мелкий дождик. И тут же добавил: — Хотя на погоду грех жаловаться, для сева лучше не бывает.

В нем заговорил прирожденный крестьянин.

— Что верно, то верно, — согласился Москаленко. — Рассказывай, лейтенант, — обернулся он к Пынзару.

— Как я уже докладывал, пропал председатель нашего колхоза Коцофан. Все село обыскали — нету. Думали, в район поехал, его туда вчера с вечера вызывали, однако мм он не был. Звонили утром из райкома, спрашивали.

Пынзару обескураженно замолчал, не зная, что еще можно добавить.

— Пропал, говоришь? — чуть насмешливо произнес Москаленко. — Что значит — пропал? Человек не иголка, хотя и ту можно при желании разыскать. Плохо, видно, искали.

Участковый нервно заерзал на своем стуле, хотел что-то сказать, и капитан добавил:

— Ты только не обижайся, Ион, это я так, к слову. Может, он у родственников задержался… После угощения отдыхает, или еще куда пошел… сами понимаете, дело ведь мужское. А что жена его говорит?

— Нет у него жены, Андрей Кондратьевич, — вступил в разговор Китикарь. — Вы разве не знаете, что его Ленуцу фашисты замучили в концлагере? И родственников в нашем селе тоже нет. Сестра в другом районе живет. Да и не такой Тимофей Иванович человек, чтобы ни с того ни с сего уехать, бросить хозяйство, никого не предупредив. Здесь что-то не так…

— Неужто по-прежнему один живет, бобылем? — недоверчиво спросил Москаленко. — Он мужик из себя видный и молодой еще. Не тоскливо ему одному?

— Да чего уж хорошего, — согласно кивнул Китикарь. — Говорил ему: женись, Тимофей Иванович, в селе вон сколько солдатских вдовушек, и молодая любая пойдет. И слушать не желает. Не время, отвечает, сейчас о личной жизни думать, личную жизнь устраивать. Есть дела поважнее, колхоз надо поднимать, а жениться всегда успею. Хотя, — Китикарь чуть замялся, — люди разное болтают. Есть у Коцофана кто-то. Я, честно говоря, не вникал. Его это дело, личное.

— Личное — это правильно, Василий Павлович, — задумчиво произнес капитан, — однако в данном случае нас все должно интересовать. Но давайте по порядку. Кто видел в селе Коцофана последним? Это установлено?

Пынзару рассказал о своем ночном посещении правления и о том, что произошло дальше. Выходило, что он, участковый, был этим последним, кто видел председателя.

— Значит, ты, стало быть, хотел проводить Коцофана до дома, а он отказался? — уточнил капитан. — А зачем, собственно, ты решил его провожать? Он же не девушка.

— На всякий случай… Ночью всякое бывает. Неспокойно у нас в селе, товарищ капитан. Вот я и решил… — Пынзару после некоторого колебания добавил: — Я ему еще пистолет дал. Браунинг, трофейный.

Москаленко о чем-то напряженно размышлял.

— А почему он все-таки не захотел с тобой идти, как думаешь?

— Не знаю… Мне показалось, что он торопился, причем хотел остаться один, без провожатых.

ПОДПОЛКОВНИК ДЭННИС И ДРУГИЕ