На исходе ночи

Он смотрел не без испуга
На гробницы. В строгом стиле.
Литеры обозначали
Имена усопших предков.
Тут же рядом дожидались
Коронованных владельцев
Два еще свободных гроба.
На одном из них стояла
Надпись:
«Дон Карлос Четвертый»,
На другом: «Мари-Луиза».
Пять минут стоял он в склепе,
Подчиняясь этикету,
С жаром до трехсот считая.
А затем что было духу
Прочь бежал из Пантеона.

Лион Фейхтвангер. «ГОЙЯ»

Прямое, как стрела, шоссе, ведет от Мадрида на юг, разрезая надвое Кастильское плоскогорье. В пейзаже преобладают серый и зеленый цвета и еще цвет охры — излюбленные краски Эль Греко. В город великого художника, легендарный Толедо, мы и держим путь. Пологий подъем — и автобус останавливается у самого края обрывистого скалистого берега Тахо. Там, за рекой, на холме в беспорядке раскиданы дома, над которыми доминирует громада дворца Алькасар. Позже, когда я увидел в доме Эль Греко его картину «Вид Толедо», то понял, что художник именно отсюда, с этой точки, увековечил свой город. Лента реки здесь делает крутой изгиб, почти целиком окружая холм, создавая иллюзию острова. Однако откуда взяться острову в самом сердце Кастильи, посреди суровой, выжженной земли? Но Толедо — действительно остров. Остров старины, средневековья, в котором, кажется, остановилось время. Когда бродишь не спеша по его узким, таинственным улочкам, любуешься ажурными воротами, увешанными щитами и арбалетами, поднимаешься по деревянным ступеням дома Эль Греко, то город постепенно берет тебя в плен. Толедо обладает какой-то таинственной магией, только ему присущим очарованием, это самый испанский из всех городов, в которых пришлось побывать. И в то же время здесь сохранились следы и других эпох. Военное сооружение, воздвигнутое вестготами…. Мост через Тахо, «сработанный еще рабами Рима…» Синагога — одна из древнейших в Европе…

Центр города — площадь Сокодавер. Немного воображения — и уже видишь торжественную процессию монахов в зловещих черных одеждах. Жарко пылают факелы, колышется хоругвь с вытканными золотом королевским гербом, крестом и мечом — эмблемами святой инквизиции. Скованные ужасом, с трудом переставляя ноги, позади монахов бредут обреченные — в высоких шутовских колпаках, грубых желтых рубахах. Толпа, до предела заполнившая площадь, затаила дыхание. Оглашается акт веры — приговор святой инквизиции. Палач зажигает костер. Жадные языки пламени все ближе, все неумолимее подкрадываются к несчастным. Площадь оглашается душераздирающими воплями горящих заживо еретиков. Толпа, содрогаясь и замирая от ужаса, пожирает глазами жуткое зрелище — аутодафе.

Так шпионила повсюду
Инквизиция. Над каждым,
Словно страшный рок зловещий,
Тяготела. Нужно было
Лицемерить. Даже с другом.
Было страшно поделиться
Вольной мыслью или шуткой.
Даже шепотом боялись
Слово вымолвить… Но только
Эта вечная угроза
Придавала серой жизни
Прелесть остроты. Испанцы
Инквизиции лишиться
Вовсе не хотели, ибо
Им она давала бога.
Правда, бог тот был всеобщим,
Но особенно — испанским.
И они с упрямой верой,
Тупо, истово, покорно
За нее держались так же,
Как за своего монарха.

Лион Фейхтвангер. «ГОЙЯ»

Могущество тайного судилища инквизиторов было так велико, что его жертвой стал даже Бартоломе Карранса, архиепископ Толедский. Дела давно минувших дней?.. Нет. Палачи Франко возродили мрачную славу инквизиции, подвергая в застенках жестоким пыткам противников фашистского режима.

Мы покидали Толедо, город, над которым не властно время, под вечер. Причудливые длинные тени дворцов, соборов и замков делали его еще таинственнее и романтичнее.

Жемчужина Испании

После державного величия Мадрида с его изменчивой, дождливой и ветреной погодой, после сурового и гордого Толедо Севилья ослепила ярким солнцем, белыми и розовыми домами, улицами, обсаженными стройными пальмами и апельсиновыми деревьями, усыпанными оранжевыми плодами. Есть в этом южном городе какая-то легкость, артистичность, он, словно шампанское, пьянит легко и радостно.