Занятые беседой, они не заметили, что вышли на околицу, к заброшенному колодцу. Народ уже разошелся, и улица опустела. Москаленко еще раз, более детально, рассказал начальнику об обстоятельствах происшествия и, чуть заметно кивнув в сторону дома Савы Тудоса, заключил:
— Вероятнее всего, в нем убийца подстерег Коцофана. Знал, видимо, что ходит председатель к вдовушке.
— Что за человек этот Тудос, чем дышит?
— Как вам сказать, товарищ майор. — Пынзару чуть помедлил, собираясь с мыслями. — Вроде ничего такого за ним не числится. Из середняков. В армии не служил… ни в румынской, ни в нашей. В колхоз не вступает, единоличник…
— Понятно. — Жугару задумчиво взглянул в сторону дома Тудоса. — Сейчас допрашивать его рановато, доказательств у нас нет, одни предположения. Даже если этот Тудос что-то знает, все равно ничего не скажет. Только спугнешь, да и всему селу будет известно, что с ним чекисты беседовали. В общем, кругом проигрыш.
— Да, вот еще что, товарищ майор, — вспомнил участковый. — Обижен он, я слышал. Жалуется, что ему высокий налог установили. В Кишинев, говорят, писал, в министерство заготовок.
— В министерство заготовок? — оживленно переспросил Жугару. — Прекрасно! Вы вместе с капитаном продолжите работу здесь. Прошлым особенно поинтересуйтесь. И другими жителями окрестных домов тоже займитесь. Прошу действовать оперативно. Давно пора кончать с Бодоем и его шайкой. Стыдно людям в глаза смотреть. — Майор вспомнил недавний разговор с председателем сельсовета и нахмурился.
Пынзару, принявший упрек начальства целиком на себя, покраснел и тихо произнес:
— Я, товарищ майор, этого бандита живым или мертвым все равно достану.
— Лучше живым, лейтенант, — уже мягче сказал Жугару. — Его судить надо всенародно. Запомните это. Сейчас главное, как я уже говорил, — это связи бандитов. Желаю успеха.
Он пожал на прощанье руки Москаленко и Пынзару и сел в машину.
В добротном особняке, что еще недавно принадлежал какому-то коммерсанту и где теперь размещался райотдел МГБ, несмотря на поздний час, были освещены все окна. Рабочий день здесь заканчивался далеко за полночь. Жугару еще не успел снять шинель, как в кабинет вошел молодой лейтенант с папкой в руке.
— У вас что-нибудь срочное? — нетерпеливо спросил его майор. — Если нет, тогда позже. Я вызову.
Лейтенант вышел, неслышно притворив за собой дверь. Жугару, не присаживаясь за письменный стол, подошел к двум сейфам, стоящим в углу, открыл тот, что побольше, с табличкой «Саламандра» на облупленной дверце. Сейф был доверху набит папками и бумагами. Он взял наугад груду папок, положил на стол, начал медленно перелистывать… Неизвестными лицами подожжен колхозный ток… Вооруженные грабители напали на сторожа магазина сельпо и унесли товары на сумму… Неопознанными преступниками зверски убит (повешен) комсомолец-бригадмилец… С колхозного склада ночью вывезено 35 мешков подсолнечника… Во время выборов в Верховный Совет нарушена телефонная связь… Листовки антисоветского содержания… Анонимные письма партийным и советским работникам с угрозами расправы…
Жугару достал пачку «Казбека», закурил, задумался. Невеселое наследство оставил его предшественник — младше по званию — капитан, но старше по возрасту, строевой офицер, — попавший в органы госбезопасности уже после войны. Припомнился разговор, когда капитан передавал ему дела: «Поверишь, — говорил он, — на фронте было легче. Там все ясно: кто враг, кто свой. Открытый бой. А здесь не всегда разберешь. Тонкое это дело, особый подход требуется… Скажу тебе откровенно — не жалею, что меня переводят, даже рад. Ну а ты, думаю, справишься лучше меня. Опыта больше, образование соответствующее. И сам, слышал, из этих мест будешь. Свой человек, не то, что я, россиянин. В общем, правильно сделали, что тебя сюда назначили. Для пользы дела».
Примерно такие же слова услышал Жугару в отделе административных органов ЦК, куда его, совсем недавно работавшего заместителем начальника райотдела МГБ по милиции в одном из южных районов Молдавии, вызвали для беседы. И еще ему было сказано, что в Кишкаренском и прилегающих к нему районах оперативная обстановка весьма сложная, и на него, офицера-фронтовика, получившего специальное образование и имеющего уже известный опыт оперативной работы, возлагают немалые надежды. «А какой-такой у меня особый опыт? — хотел было возразить тогда Жугару. — Закончил войну командиром пулеметного взвода. Правда, потом пришлось участвовать в ликвидации оуновских банд в Западной Украине». Видимо, этот опыт и имел в виду его собеседник в ЦК. Так и остался служить бывший пулеметчик в органах. Едва окончил Кишиневскую школу милиции — послали замом в райотдел. И вот теперь поручают самостоятельный участок. Нет, он тогда не отказывался, сказал, что постарается оправдать доверие.