— Верно, залетела — только в другом смысле, — сказала Небесная, а про себя подумала: «Так далеко, как я, еще никто не залетал».
Вдруг она вскочила и, вылетев пулей из ресторана, побежала по дорожке к ограде, где ее вырвало. Вырвало чем-то таким, чего не стали бы нюхать даже самые голодные собаки. Вернувшись, она заказала жареного цыпленка.
— Я же говорю, залетела, — сказала толстая негритянка.
Покончив с цыпленком. Небесная отодвинулась от стола и раскрыла свою черную, вышитую бисером сумку. Помимо косметики, в сумке лежали бумажник с пятью стодолларовыми, тремя десятидолларовыми и двумя однодолларовыми кредитками, горсть гремевшей на дне мелочи, трубка и кисет с марихуаной, брелок с тринадцатью ключами, стрелявший пулями «дум-дум» револьвер 38-го калибра с отпиленным дулом в виде совы, длиной всего в один дюйм; острый как бритва нож с костяной ручкой, колода гадальных карт с надписью «Небесная — исцелительница», три пахнувших лавандой носовых платка с вышитыми на нем инициалами, три французские заколки, похожие на миниатюрные бусы из медвежьих зубов, фотография негра с прилизанными волосами и лошадиными зубами, с надписью «Чуче от Хучи», и подделанный значок заместителя шерифа.
«Теперь я даже не шлюха, — с горечью проговорила она. — Я — никто».
Она не думала ни о Святом, ни о взорванном сейфе, ни о том, что у нее нет больше дома. Она была слишком стара, чтобы горевать.
Время — вот что тревожило ее больше всего. Дорога была каждая минута. «Либо, я в самое ближайшее время отправлюсь на тот свет, либо за решетку, — подумала она. — Если легавые еще не опознали пробитый пулями «линкольн», то вот-вот опознают. Если до утра я не добьюсь успеха, будет поздно. До начала следующего дня необходимо исчезнуть отсюда».
После разговора с вежливой дамой из Общества зашиты животных Небесная догадалась, что сыщик, который забрал собаку, ищет Мизинца. Она же, наоборот, искала Мизинца в надежде найти собаку.
На очереди был визит к Малышу Блэки.
Она наняла старый «меркьюри», принадлежавший бандитского вида негру, который занимался частным извозом без лицензии. Это был тощий, долговязый парень с подвижным, нервным лицом, какой-то черно-бурой кожей и живыми красными глазками. Он курил марихуану, а потому, по мнению Небесной, заслуживал всяческого доверия.
Когда она вышла из ресторана и села на заднее сиденье, долговязый, накурившись травки, мирно посапывал за рулем.
— Развернись и поезжай в сторону Ленокса, — распорядилась Небесная.
Долговязый отжал сцепление и мастерски развернулся прямо из правого ряда.
— Я знаю, водить ты умеешь — каждый раз можешь мне свое искусство не демонстрировать, — съязвила она.
Долговязый ухмыльнулся ей в зеркало заднего вида, чуть не сбив при этом женщину с коляской, которая переходила дорогу.
Только они миновали поворот на Восьмую авеню, Небесная, совершенно случайно, заметила, что из проезжавшего по противоположной полосе «плимута» высунулась та самая собака, которую она искала.
— Шеба! — завизжала она. — Разворачивайся!
Долговязый, который накурился до одури, от этого пронзительного крика совершенно потерял голову. Он знал, что его зовут не Шеба, но не знал, кто такая Шеба. «Впрочем, — подумал он, — старая ведьма испугалась Шебы, и этого достаточно».
И, даже не повернув головы, он с остервенением стал вертеть руль влево.
Завизжали тормоза. Закричали люди. Две ехавшие сзади машины столкнулись. Мчавшийся навстречу городской автобус так резко затормозил, что пассажиры попадали со своих мест.
«Меркьюри» накренился и, не вписавшись в поворот, въехал на тротуар. Какой-то инвалид, подпрыгнув, как кенгуру, метнулся к двери закусочной. Проповедник в черной сутане с криком «Господи, помилуй и спаси» сбил с ног пожилую даму.
Передним бампером «меркьюри» опрокинул деревянный лоток с религиозной литературой, и на тротуар высыпались двадцать четыре «штакета» с марихуаной.
Но долговязый ничего этого не видел. Он доверился судьбе и своему автомобилю.
— Езжай за той машиной! — закричала Небесная.
— За какой?! — На улице действительно машин было много.
— Она свернула на Восьмую!
В этот момент он уже проскочил поворот на Восьмую авеню и ехал в правом ряду со скоростью пятьдесят миль в час, однако все это не помешало ему сделать еще один, совершенно умопомрачительный разворот, подрезав такси и проскочив перед самым носом у крытого фургона. Зашуршали шины, послышались ругательства, однако «меркьюри», чуть не оседлав старый седан с откидным верхом, до отказа набитый женщинами и детьми, уже мчался по Восьмой авеню. Женщины, сидевшие в седане, громко заголосили от ужаса.
Где-то сзади раздалась заливистая трель полицейского свистка.
— Не останавливайся! — закричала Небесная.
— А я разве останавливаюсь?! — буркнул долговязый через плечо и, впритирку объехав седан, нажал на педаль газа.
— Смотри куда едешь, черномазый псих! — крикнул вслед ему водитель седана, многодетный отец с глазами навыкате.
Но «меркьюри», оторвавшись, уже догонял «плимут» Гробовщика.
— Это он! — заорала Небесная. — Не подъезжай слишком близко!