На игле

— О, это полный пиздец, чувак. Типа как абсцесс головного мозга, понимаешь?

Я вздрогнул и почувствовал, как мне на грудь навалился огромный груз, когда я подумал о бедняге Метти. У меня однажды был абсцесс на елдаке. Вы только представьте себе, что у вас в мозгах ёбаный абсцесс, вся ваша ёбаная голова истекает гноем. Ох, ёб же ж твою мать. Метти. Какой пиздец:

— Так что же произошло?

— Когда у него начала болеть голова, он просто увеличивал дозу, чтоб заглушить боль, понимаешь? Потом с ним случился типа как инсульт. Парню двадцать пять, а у него хуев инсульт, просто не верится. После этого его трудно было узнать. Я встретил его на улице, там, на Лейт-уок, знаешь? Он был похож на дряхлого старика. Весь выгнулся вбок, хромает, как калека, всё лицо искривлено. Таким он ходил недели три, а потом у него был второй инсульт, и он умер. Он умер у себя дома. Бедный ублюдок лежал там, пока соседи не стали жаловаться на мяуканье и вонь, шедшую из квартиры. Полиция взломала дверь. Метти лежал мёртвый, уткнувшись лицом в высохшую блевотину. Котёнок был живой.

Я вспомнил тот бомжатник в Шепердс-Буш, где мы жили вдвоём с Метти: тогда он был по-настоящему счастлив. Ему нравилась вся эта панковская жизнь. Все его там любили. Он перефакал всех герлов в том бомжатнике, даже ту девицу из Манчестера, которую я пробовал снять за наркоту, зараза такая. У этого ублюдка всё пошло наперекосяк, когда мы вернулись сюда. И потом становилось всё хуже и хуже. Бедняга Метти.

— Ёб твою мать, — проворчал Гев. — Джеймс-Одеколон. Только его здесь не хватало.

Я поднял глаза и увидел открытое, улыбающееся лицо Джеймса-Одеколона, которое приближалось к нам. При нём был дипломат, и всё такое.

— Как дела, Джеймс?

— Неплохо, мальчики, неплохо. Где ты пропадал, Марк?

— В Лондоне, — отвечаю. Джеймс-Одеколон — это настоящий геморрой: вечно пытается всучить тебе одеколон.

— У тебя роман, Марк?

— Нет, — проинформировал я его с превеликим удовольствием.

Джеймс— Одеколон нахмурился и поджал губы:

— Гев, а как твоя юная леди?

— Нормально, — пробурчал Гев.

— Если я не ошибаюсь, последний раз я видел тебя здесь с твоей юной леди, она была в блузке от Нины Риччи, не правда ли?

— Мне не нужен одеколон, — заявляет Гев с холодной категоричностью.

Джеймс— Одеколон склоняет голову набок и вытягивает руки:

— Ну и зря. Должен сказать вам, что нет лучшего способа произвести впечатление на девушку, чем хороший одеколон. Цветы слишком недолговечны, а о шоколаде в наши озабоченные фигурой времена лучше забыть. Не подумайте, что я вас уговариваю, — Джеймс-Одеколон улыбается, открывая всё-таки дипломат, как будто сам вид этих пузырьков с мочой способен повлиять на наше решение. — У меня сегодня удачный день, грех жаловаться. Вот, например, ваш дружок, Второй Призёр. Примерно час назад встретил его в «Шрабе». Пьяный в драбадан. Говорит: «Дай мне какой-нибудь одеколон, я иду к Кэрол. Я с ней херово обращался, но пора её немного побаловать. У неё такая пиздатая фигура!» Так и сказал.

У Гева отвисла челюсть. Он сжал кулаки и покачал головой в гневном смирении. Джеймс-Одеколон перескочил к другому креслу в поисках очередной жертвы.

Я залпом допил своё пиво:

— Пошли поищем Второго Призёра, пока этот мудак не пробухал все твои деньги. И много ты ему дал?

— Двести фунтов, — ответил Гев.

— Дебил, — сказал я, хихикнув. Я не мог сдержаться, это было нервное.

— Знала голова, что делала, бля, — согласился Гев, но не мог выдавить улыбку. Наверно, когда всё сказано и сделано, то уже не до смеха.

Поминки по Метти

1

— Привет, Нелли! Не виделись хуй знает сколько лет, мудила ты этакий, — Франко улыбается Нелли, который нелепо выглядит в костюме: на шее у него татуировка змеи, свернувшейся клубком, а на лбу выколот необитаемый остров с пальмами, омываемый океаном.

— Жаль, что свиделись при таких обстоятельствах, — сдержанно отвечает Нелли. Рентон, разговаривающий с Картошкой, Элисон и Стиви, позволяет себе улыбнуться, услышав первый похоронный штамп этого дня.

Поняв намёк, Картошка говорит:

— Бедняга Метти. Херовая новость, это самое, да.

— Вот именно. Я пока чистая, — сказала Элисон, вздрогнув и обхватив себя руками.

— Мы все подохнем, если не будем действовать сообща. Это как два пальца обоссать, — признался Рентон. — Ты сдал анализ, Картошка? — спросил он.

— Гм… слы, чувак, сейчас не время об этом… на похоронах Метти, это самое.

— А когда время? — спросил Рентон.

— Ты обязательно должен сдать анализ, Денни, — взмолилась Элисон.

— Может, оно лучше и не знать. В смысле, это самое, что за жизнь была б у Метти, если б он знал, что у него ВИЧ?

— Это же Метти. Что за жизнь у него была до того, как он узнал, что у него ВИЧ? — сказала Элисон. Картошка и Рентон неохотно кивнули.

В маленькой часовенке, примыкающей к крематорию, священник сказал короткую телегу про Метти. В то утро у него было много сожжений, и пиздеть времени не было. Несколько беглых комментариев, парочка гимнов, одна-две молитвы и щелчок переключателя, отправивший труп в печь. Ещё несколько трупов, и его смена окончена.