На грани фола

– Я боюсь, – признаюсь я, и Кайл плотнее прижимает меня к себе. Доверчиво утыкаюсь ему в грудь, чувствуя, что его сердце бьется в том же бешеном ритме, что и мое. Мы идем на полнейшее безумие.

– Единственная возможность преодолеть страх – это посмотреть ему в глаза, – подбадривает Стоун, на что я лишь возвожу глаза к небу.

– Легко сказать, когда ты делаешь это уже не в первый раз.

– Ты в Дубай, Эффи. Ты навсегда запомнишь этот день. И если ты осилишь это, тебя больше никогда не испугает нечто меньшее, чем прыжок в бездну. Согласна?

Я неуверенно киваю, и, казалось бы, до последнего сопротивляюсь, несмотря на то, что внутри ощущаю полнейшую готовность к прыжку. Мне почему-то кажется, что в словах Стоуна есть доля правды. Едва ли можно сравнить прыжок с парашютом с чем-либо в обычной жизни – мне кажется это в любом случае настолько сильный стресс, на который ты идешь добровольно, обезболенный огромным количеством гормонов счастья, которые должны выработаться при полете, что переплюнуть его любым стрессом из жизни довольно трудно. Это что-то вроде иммунитета, после которого уже ничего и никто не страшен… надеюсь, даже Уилл Астон.

Я не могу продолжать бояться бывшего мужа, не могу жить в этом постоянном ужасе. Единственный страх, на который я имею право, может быть связан с дочерью, но никак не с Астоном.

Я больше не буду ему подвластна.

Я хочу задавить его своей внутренней силой, если такое вообще возможно.

Он больше не должен видеть во мне жертву.

Психолог не раз говорила мне, что позиция, которую я занимаю рядом с Уиллом и мое невербальное разрешение ему поступать со мной как угодно, будит в нем это Зверье, каким он предстает передо мной.

Наверное, в последние минуты ожидания, у меня вырабатывается столько адреналина, что я ощущаю себя, как под кайфом: даже взор заволокло легкой туманной дымкой. Я практически не понимаю, куда иду и зачем, осознавая четко лишь одно: Кайл постоянно держит меня за руку или обнимает за плечи. Рядом только он и никого больше…

Настоящий мандраж начинается уже когда нахожусь в небольшом самолете. В момент, когда аэроплан отрывается от земли, меня прошибает ледяной пот, заставляющий меня без конца шептать, что я не буду этого делать.

– Ты уверена? Если это правда так, то тогда не стоит, Эффи, – сосредоточенно вглядывается в мое лицо Кайл, и именно в этот я понимаю, что уже не способна дать заднюю.

– Ну уж нет! Я хочу, – уверенно произношу я, и страх наконец-то почти отступает, невзирая на вспотевшие ладони и по-прежнему рваный ритм сердца.

Я даже в окно не хочу смотреть, и разглядывать великолепный Дубай, чтобы не передумать.

К своему стыду, я не помню имени своего инструктора, и даже не запоминаю лицо человека, с которым разделю свой полет. Первым прыгает Кайл, один. Перед тем, как приготовиться к прыжку он наспех сжимает мои ладони и, наклоняясь ко мне, обещает:

– Я тебя поймаю, сахарок. Не волнуйся. Просто прыгай, – следующие мгновения я прибываю в ужасе, потому что он делает это – выпрыгивает из самолета, и мой инструктор дает команду и мне приготовиться к полету. К слову, мы переплетены друг с другом защитными тросами. Отказываться уже поздно… а я ног уже не чувствую, и вообще не понимаю, что вокруг происходит, и как я докатилась до такого. Как я работать после этого буду? Буду ли я… вообще сегодня работать?

Невольно перед внутренним взором всплывает лицо Звездочки. Я вижу ее улыбку в отражении зеркала, пока заплетаю ее светлые волосы в колосок и напеваю колыбельную из мультфильма «Анастасия». На глаза невольно наворачиваются слезы, когда я слышу, как тихо повторяет она за мной мотив знакомой мелодии…

Я же увижу ее снова, правда? В висках пульсирует пресловутое «я же мать» и то, что я вообще не имею права на такие поступки.

Так. Стоит выбросить все лишние мысли из своей головы. Я же не одна, я с инструктором и мне даже не надо совершать никаких самостоятельных движений… он даже прыгнет за меня. Стоит мне только об этом подумать, как меня буквально выталкивает из самолета. Больших усилий мне стоит принять положение, которому нас научили и расправить руки в стороны, потому что кажется, что они стали деревянными.

Мое сердце стучит так, что мне кажется, оно вот-вот вырвется из груди и упадет на землю, куда раньше меня. Живот болит от страха так, будто у меня все органы переплелись в один пульсирующий агонией ком. Инструктор еще не раскрыл парашют, и я наконец, усилием воли, возвращаю своим мыслям ясность, и стараюсь насладиться свободным падением… но ничего не выходит. Мне так страшно, но я даже кричать не могу, потому что не хочу открывать рот, и подавиться потоками воздуха. Глупо, правда? Но я думаю именно об этом.