На фронтах Первой мировой

5 января 1918 года премьер-министр Великобритании Д. Ллойд Джордж выступает перед представителями английских профсоюзов с программой британского правительства, так называемой «Мирной декларацией». Нисколько не смущаясь, Ллойд Джордж утверждает, что «Англия ведет оборонительную войну с единственной целью защиты нарушенного международного права в Европе и за восстановление самых торжественных договорных обязательств, на которых покоится вся общественная система Европы и которые Германия грубо попрала своим вторжением в Бельгию. Англия борется за справедливый и постоянный мир, за то, чтобы международные отношения в новой Европе были основаны на началах разума и справедливости и не носили впредь зародышей новой войны». Кто бы был против? Через три дня американский президент В. Вильсон в традиционном новогоднем послании к конгрессу изложил свою программу мирного урегулирования – знаменитые «Четырнадцать пунктов Вильсона». Главный их лейтмотив: «Мы почитаем себя близкими друзьями всех народов и правительств, объединившихся против империализма». А далее он призывает: к открытым мирным переговорам; ликвидации тайной дипломатии; снятии таможенных барьеров; всеобщему ограничению вооружений; изменению границ европейских государств по этническому признаку; освобождению Германией всех оккупированных территорий; восстановлению суверенитета Бельгии; возвращению Франции Эльзаса и Лотарингии; образованию независимого польского государства; представлении автономии народам Австро-Венгрии; справедливому решению колониальных споров и образованию Лиги наций. Одним словом, политическая трескотня и фантазии. Какие из американцев близкие друзья всех народов, мы хорошо знаем до сих пор. Как и их миролюбие. Кстати, уже тогда французский премьер Клемансо заметил: «Наряду с предложениями, не вызывающими возражений, имеются также и утопические предложения, но Франция может быть довольна…» И эти с позволения сказать миротворцы на самом деле всю реальную политику, все силы стран напрягали для дальнейших боевых действий, готовились воевать и год, и может быть два, не спеша и не форсируя событий.

Правящие элиты Германии, Австро-Венгрии, за исключением незначительной части дипломатического корпуса, вообще не изображали из себя миротворцев и не скрывали своего стремления во что бы то ни стало выиграть войну, и только военной силой. На «миролюбивые» посылы Антанты, «Мирную декларацию» Ллойд Джорджа и «четырнадцать пунктов Вильсона» в Берлине и Вене ответили ассимметрично. Германцы и думать не желали о выводе своих войск с оккупированных территорий, а это было главным условием Антанты. Как мы помним, германцы еще год назад сказали об этом в своих «мирных инициативах». Статс-секретарь германского министерства иностранных дел Р. Кюльман по поводу Бельгии во всеуслышание заявил: «Кто вам вообще сказал, что я собираюсь барышничать Бельгией? Этот вопрос мне еще предстоит решить. Пока что мы Бельгией не торгуем». А по поводу Эльзаса и Лотарингии высказался еще жестче, да еще выступая в рейхстаге: «Пока хоть один немец может держать в руках винтовку, до тех пор неотторжимость этой части империи, которую мы получили, как славнейшее наследие наших отцов, не может служить объектом каких-либо переговоров или уступок». Даже австрийцы, готовые еще год назад сдаться на милость Антанты, после неожиданного успеха в Италии вновь затрубили в победные трубы и обрушились на мирные предложения противника. Венская центральная газета «Цайтунг» писала: «Если раньше намерения враждебных нам государственных руководителей были облечены в неопределенные, все и ничего не говорящие фразы, то сейчас их цели выступают в резко очерченном конкретном образе. Миролюбивые речи Вильсона и Ллойд Джорджа – это агитационная мишура, в которую они обволакивают их волю к властвованию и желание продолжить войну». А ведь верно сказано! Турция и Болгария к началу 1918 года вообще не имели права на какое-либо собственное мнение и поддерживали Берлин без всяких оговорок.

Никто из всех этих политических пикировщиков по обе стороны фронта не предполагал, какое невероятное напряжение всех сил предстоит им испытать в только что начавшемся 1918 году. Напряжение на грани невозможного, которое, в конце концов, приведет одних к победе, других к поражению не только военному, но и геополитическому. А в начале года все пребывали в полной уверенности непогрешимости своих политических перспектив и военных планов. Особенно Германия. Хотя немцам и надо было больше всего задуматься о реальных возможностях своих устремлений.