На фиг нужен!

Обалдевшая от счастья псина всю дорогу шла рядом, останавливаясь только для того, чтобы слопать причитавшийся ей кусок колбасы. Пока Жулька ела, Машенька терпеливо поджидала ее, не переставая думать о «пустяках». Например, о том, как Мальчик-с-пальчик бросал хлебные крошки, по которым потом намеревался найти дорогу домой, а их склевали птицы. Теперь-то она хорошо понимала, что такое исчезающая на глазах последняя «крошка» надежды, и поэтому внимательно вглядывалась во все, что попадалось ей на глаза. «Должен быть какой-то знак», – бормотала себе под нос Маша и напрасно озиралась вокруг в поисках «подсказки», но, кроме заискивающе заглядывающей в глаза Жульки, рядом никого не было. «Только ей и нужна», – подумала Машенька и вспомнила о дочери, цинично назвавшей ее сегодня «отработанным материалом». «Плевать», – честно призналась она себе и попыталась представить, какой будет Мишина реакция, когда тот обнаружит ее болтающейся на балке второго недостроенного этажа. Где-то она читала, что смерть через повешение сопровождается массой неприглядных нюансов вплоть до непроизвольного опорожнения мочевого пузыря, но сейчас это было абсолютно не важно: смерть в принципе безобразна. К тому же страх нелицеприятно выглядеть на смертном одре уже один раз сыграл с ней злую шутку. Помнится, тогда Маша боялась утратить рассудок, наивно полагая, что это можно сделать только в бредовом состоянии. Но на самом деле – рассудок она утратила в тот самый момент, когда не сумела справиться с собственной ложью и попыталась предстать перед мужем циничным человеком, только и думающим о том, как продлить сомнительное удовольствие на стороне. «Люди, влюбленные в жизнь…» – горько усмехнулась себе под нос Машенька, повторив Мишино выражение, и отомкнула калитку:

– Проходи, гостем будешь, – пригласила она Жульку и первой вошла во двор.

Псина степенно последовала за ней и, обнаружив пустую конуру, оставшуюся от прежней собаки, сразу же заняла ее, продолжая глазами следить за новой хозяйкой.

– Выгонят тебя, дурища, – пообещала Маша Жульке и тоскливо обвела взглядом двор, пытаясь запомнить эти вымахавшие за пятнадцать лет елки, стоявшего под ними грязного пластикового гнома с облупленным фонариком в руке и синий лоскут майского неба.

Сделав над собой усилие, Машенька перешагнула через порог и, прихватив из бывшей мастерской моток шелкового шнура для занавесей, полезла на второй этаж, отметив про себя недовольное рычание Жульки. «Чует, видимо», – решила она и, встав на старый табурет, оставленный для грязных работ по дому, попробовала перекинуть моток через балку: ничего не получилось. Тогда Маша подтащила заляпанные побелкой козлы, взобралась на них с табурета и спокойно приладила шнур к балке, пытаясь соорудить петлю. Пока думала, как это сделать, трижды принималась лаять оставленная внизу Жулька, словно уговаривая Машеньку не делать ничего дурного.

«Господи! – разозлилась на собаку Маша. – Повеситься и то спокойно не дадут».

– Фуу! – прокричала она Жульке, как будто та могла ее услышать, и наконец-то накинула петлю на шею: – Последнее слово осужденного. – Маша еще пыталась шутить. – Простите меня все. Пожалуйста… – попросила она, и на «пожалуйста» ее голос сорвался: Машенька заплакала. – Господи, господи, – повторяла она снова и снова, собираясь с духом, чтобы шагнуть вниз, но не успела.

– Стой где стоишь, дура! – прокричал Рузов и в мгновение ока взобрался к ней на козлы. – С ума сошла?! Ты что делаешь?!

– Это ты что здесь делаешь? – трясясь как осиновый лист, проскулила в ответ Маша и безвольно осела в руках мужа.

– Жизнь свою спасаю, – проворчал Миша и с силой, чтобы не вырвалась, прижал жену к себе.

– Мою? – вцепившись в мужа обеими руками, уточнила Машенька и закричала на одной ноте, услышав ответ: «Нашу».

«Нашу жизнь, нашу семью, нашу дочь, нашу любовь» – тикало в Машиной голове все то время, что Рузов мыл ее в бане, укладывал, как маленького ребенка, в кровать, поил чаем с ложечки и гладил по голове.

– Засыпай, любимая, – ворковал над женой Миша и обещал, что прямо завтра напишет заявление на перевод в другой город, что уговорит Ирку вернуться домой, что поменяет номер и отстроит второй этаж.

– Зачем? – через силу улыбнулась ему Машенька, не отводя глаз.

– Пусть будет… – прошептал Рузов и прилег рядом, чтобы вновь стать одним целым.

– Пусть… – одними губами проговорила Маша и задремала, поверив в каждое произнесенное мужем слово.

– Спи-спи, – пробормотал в ответ Миша и, пробравшись под одеяло, начал торопливо стягивать с себя брюки, чувствуя особое возбуждение рядом с обессилевшей женой.

– Ты дебил, Рузов? – злобно отреагировала на его поползновения Машенька и повернулась к нему лицом.

– Почему дебил? – искренне удивился ее реакции Миша и попытался коснуться ее груди. – Мы же любим друг друга. Почему нет?

– А тебе на сегодня не хватит?!

– Мне – нет, – пробормотал Рузов и ловким движением повернул жену к себе спиной. – Тебе понравится…

– Мне не понравится, – отчеканила Машенька и схватила мужа за руку. – Я не хочу.