На Чулышмане

Спиннинг у Мишки свой, особенный. Он переделан из металлического двухколенного удилища: оно укорочено в обоих коленах настолько, что в сложенном виде легко убирается в переметную суму – арчемак. Главное требование к снасти, которая путешествует вместе с добытчиком по горной тайге, соблюдено – такую снасть, спрятанную в арчемак, не поломаешь о камни и деревья.

У Мишкиного спиннинга простая безынерционная катушка, с которой обычно и начинают наши мальчишки, – катушка закрытая, пятирублевая. Леска – ноль четыре. Блесна тяжелая, медная, к тому же раскрашенная, протравленная и обожженная на огне. Это настоящая блесна для тайменя.

Своим спиннингом-коротышкой, как пращей, и хлещет мой спутник реку направо и налево. Но талменя пока нет…

Талмень – это тоже Мишкина монополия. Именно талмень, а не таймень. И порой, слыша талмень и талмень, я задумываюсь о том, что этот талмень куда лучше принятого у нас тайменя. Ну, как, например, назовешь небольшого тайменя, который теперь в Чулышмане попадается куда чаще, чем пудовые рыбины? Небольшого окуня мы называем окушком. Небольшую щуку – щуренком. А тайменя?.. Нет, небольшого тайменя одним словом красиво не определишь… А вот у талменя небольшой талмень есть – это талмешонок. Наверное, Мишка прав со своим талменем. И будто поддерживая его авторитет, первым делегатом от гигантов Чулышмана и явился к нам именно талмешонок.

Мишка отложил спиннинг и выругался – таймень дважды гнался за блесной и оба раза сворачивал в сторону почти у самого берега. Блесна заменена, тайменю предложен иначе раскрашенный кусочек хитро выделанного металла. И тот же результат: таймень, как собака за велосипедом, гонится за блесной, но брать не берет.

Я иду на риск и предлагаю Мишке уступить мне место. Мишка уже поверил мне сегодня утром и продолжает верить до конца, но с долей изумления. Это изумление усиливается, когда вместо мепса я прикрепляю к леске блесну с крючком, который спрятан в резиновой рыбке.

Мишка щупает рыбку, удивленно пожимает под ватником плечами, но отходит в сторону, уступая мне каменную плиту, возле которой всякий раз сворачивал в сторону таймень.

Блесна с рыбкой уходит на глубину. Течение не очень сильное. Кончик удилища опущен к воде, чтобы приманка шла как можно ниже. Метр, второй, третий… – возвращается леска на катушку. И вдруг – стоп, как мертвый зацеп за дубовый корч, лежащий на дне. Решение принято в какое-то мгновение, рефлекторно, – все-таки подсечка. И зацеп оживает… А скоро около берега показывается тот самый таймень-талмешонок, который гонялся за Мишкиной блесной.

Одержана еще одна победа. Мишка окончательно признает за мной право пользоваться этой странной снастью, признает, правда, молча и молча уходит дальше, вверх по реке.

Я же остаюсь здесь, у плоской каменной плиты, далеко выдающейся в реку. За плитой течения почти нет – здесь, как аквариум, как заводь осеннего пруда, укрытая от ветра. На эту тихую воду шальная струйка нет-нет да и вынесет какой-нибудь желтый листок, вынесет и надолго оставит здесь. В воде за плитой хорошо и далеко видно. Видно дно, уходящее каменными уступами все дальше и дальше вниз в сумрачно-зеленую глубину.

Я остаюсь один над этой каменистой глубиной. Я неподвижен. Я скрыт от реки. К реке спускается белка. Белки в этом году много. В прошлом году родил кедр, бурундуки и кедровки прошлой осенью попрятали много орехов, и теперь те же кедровки, бурундуки, а вместе с ними и белки, явившиеся массой, разыскивают прошлогодние склады.

Белка подбирается к самой воде, что-то ищет тут. И вдруг плывет. Плывет быстро темным пушистым комочком, сносимым течением. Я переживаю за этого рискованного пловца. Вот он уже на середине потока. Дальше проще – дальше тише течение. Берег кажется совсем близко. Цель почти достигнута. И вдруг короткий всплеск-бурун – и белка исчезает в глубине.

Таймень! Конечно, это его бульдожья атака, это его резкий всплеск-бурун!.. Я тороплюсь – страсть есть страсть. Достаю из коробочки ту самую тяжелую свою блесну, финскую, эмалированную, весом 18 граммов, и отправляю ее навстречу тайменю.

Заброс, другой. Еще и еще забросы. Река молчит. Я устаю от ожидания удара-поклевки и откладываю спиннинг.

Приближается вечер, тихий, пасмурный. Я все около той же каменной плиты, около той же заводи-аквариума, возле которой был пойман мой первый таймень-талмешонок и где начала свой неудачный путь через реку белка-путешественница. Я вижу Мишку. Он еще далеко, но идет обратно. Я тоже соскучился по нему – одиночество около горной реки для меня не совсем обычно. Но одиночество, как все здесь, вдруг уходит – около плиты, у самой поверхности заводи, появляется хариус-гигант. Он не спеша поднимается к поверхности, полукругом обходит желтый лист, лежащий на воде, и так же не спеша скрывается в темно-зеленой глубине вечерней воды.