На черной лестнице (сборник)

Часто выходили покурить, обсуждали висевшую на стене картину с Лениным на трибуне в окружении красных флагов. Один раз Илья устроил переполох – ему показалось, что забыл фотоаппарат в гостинице. Вытащил чуть ли не все вещи из рюкзака, пока не обнаружил кофр…

Наконец можно было идти на платформу – до поезда оставалось с четверть часа.

На платформе Илья не выдержал, пожаловался:

– Тяжело-то как…

– Да, отвыкли мы от ожиданий.

– Не от ожиданий, а от бездействия скорее.

– А ты что, в Москве постоянно чем-нибудь занят?

– Ну как, стараюсь. Делаю вид, что занимаюсь, если конкретных занятий нет.

– Вот-вот…

– Кстати, не прав ты, Ром, что мы постоянно писать должны. Я вот читал недавно, что Гоголь своему… ну, типа агенту писал на требование скорее сдать второй том «Мертвых душ»… Так вот, он отвечал, что у настоящего автора большая обдуманная вещь занимает всю жизнь и что невозможно произвести несколько сильных текстов. Одна должна быть…

Роман покривил губы:

– Лукавство или оправдание бессилия: если в душе горит, производишь и не думаешь… Сам-то он, Гоголь, в определенный момент строчил повесть за повестью. И только смерть Пушкина его подкосила. Но все равно писал-то он постоянно. А ты вот пишешь?

– Я говорю, пробую, не получается.

– Значит, не горит в душе. У меня тоже не горит – сажусь за стол, вяло мараю бумагу, и все не то…

В поезде сразу легли на полки, отвернулись к стенкам и уснули. Спали крепко до самой Москвы. Проснулись освеженными. Роман думал, что будет хуже. А так – можно сказать, даже бодрыми себя чувствовали. Успели и чайку выпить из стаканов с подстаканниками.

– Ну во-от, – с деланным удовлетворением выдохнул Илья, – теперь можно продолжать жизнедеятельность.

Они давно не бывали ранним утром на площади трех вокзалов и сейчас удивились, что там оживленно, как днем. Ларьки работали, реклама пестрела, музыка громыхала, люди суетились. Таксисты приглашали довезти куда угодно.

Возле входа в метро была толпа. Ждала, когда откроют станцию. Роман с Ильей пристроились у колонны недалеко от дверей, закурили. Роман проверил содержимое сумки, вылил из термоса забытый чай. Вылил в урну, а из щели урны тот растекся по асфальту.

Подошла женщина лет сорока пяти. Скромно одетая, лицо не алкашки, не бомжихи. Сказала что-то невнятно:

– А? – потянулся к ней Илья.

– Девушку молодые люди не желают?

Илья отшатнулся испуганно:

– Нет-нет!

– И почем? – спросил Роман.

– Полторы тысячи час.

– М-м, спасибо.

– Ну хоть тысячу тогда, и везите к себе.

– Спасибо, не надо.

– У нас хорошие девушки, чистые, – голос женщины стал слезным. – Пойдемте, сами посмотрите.

– Я из любопытства просто спросил, – стал раздражаться Роман.

– Странное у вас любопытство…

– Дело в том, что я писатель. Мне нужно знать.

Женщина пожала плечами и перешла к другой группке мужчин.

– Слушай, – как-то вкрадчиво произнес Илья, – а ты что-нибудь писать о поездке нашей планируешь? То есть – есть сейчас мысли какие-нибудь, а? Или – пустота?

– Да я, в общем-то, написал давно уже о подобном. Нафантазировал, как парни на выходные в Можайск оторваться едут. И их там ждут обломы сплошные.

– А, – Илья закивал, – помню. «Афинские ночи» называется?

– Угу. Так что… – Роман закурил. – А вообще жалко, что теперь творческих командировок нет. Чтоб прийти куда-нибудь в журнал, подписать договор на повесть, получить аванс и рвануть. Куда там обычно ехали?.. БАМ, Братская ГЭС… Или делегации хоть. Смеялись над этими писательскими десантами, а ведь хоть что-то. Россию-то писателю надо видеть. Прокатиться бы… А такие поездки – рискованно. Могли ведь нас там вполне уработать. И хрен кто бы нашел. Пропали и пропали, мало ли… Да? Илья что-то собрался ответить – согласиться или возразить, – но тут отперли двери станции «Комсомольская», и толпа потянула Романа с Ильей к турникетам. Стало не до разговоров.

2008

Тоже история

Николай Дмитриевич поставил портфель на стул. Выдохнул. Снял плащ, повесил его на витой крючок в стене. Сверху – кепку. Снова выдохнул. Уселся за небольшой круглый стол с пепельницей и салфетницей посредине. Чтобы не закурить, спрятал пепельницу за салфетки – курить старался по возможности реже.

В ожидании официантки смотрел в окно. Стекло было тонированное, и казалось, что на улице уже сумерки. Да и в самом деле, несмотря на одиннадцать утра, пасмурно, холодно – середина апреля, а снег пробрасывает… Ладно, зима была почти как в Краснодаре, до Нового года газоны зеленели, можно теперь и потерпеть. Скоро установится…

Как обычно после посещения книжного магазина, голова была приятно-тяжелой, состояние, словно куда-то слетал, что-то даже не увидел, а уловил и вернулся в родной мир немного другим.