На Быстрянке

- Здесь и дети спокойнее, Людочка, чем в городе. Я тебе и не такое могу рассказать. Я слышал это, когда, студентом, был в Минске на сессии. Одна практикантка заходит в класс - учительница болела - а там - пожалуйста! балбес из восьмого разделся, как говорится, до самого донышка, стоит на столе и строит из себя Аполлона. Практикантка, конечно, "ах!" - и назад. А победители ржут! Студентка - к директору. Тот - человек нервный, инвалид взял свою клюку, приковылял в класс, в сердцах, не раздумывая, хватил Аполлона по голым ляжкам. Скандал, чепе! Назавтра подъезжает к школе лимузин, выходит этого Аполлона папаша. "Вы как относитесь к детям?! Вообще мы разберемся, что вы за тип, место ли вам в советской школе!.." А тип этот - Алеша Редкий - пять лет в панском остроге сидел, горел в танке на Курской дуге. Парень сердечный, умница. Мой старый, Людочка, друг. Это он мне и рассказал. Вот оно как. У нас здесь, в деревне, проще. У меня был в прошлом году такой случай. На комсомольское собрание пригласили кое-кого из родителей. При родителях давай отсталых пробирать. Один десятиклассник женить пора, а двоек больше, чем троек. Отец его краснел, краснел, а потом за ремень - и давай! Выехал на нем из класса, а сам вернулся, штаны подпоясывает и просит: "Товарищи, извините..." Тоже, Людочка, скандал. Там было дикарства на автомашине, а тут... Ну, тут не дикарство, тут простота. Не признаю я этого деления на мужские и женские школы. У нас здесь, разумеется, все вместе, и ваш брат очень хорошо влияет на нашего: девочки вносят в класс благородство какое-то, при них меньше хамства... А что бывает иной раз учителю и нелегко, бывает, что и сорвешься, так что ж, Макаренко и тот не выдерживал. Бояться, Людочка, не надо.

- Я не боюсь, Сергей Григорьевич, я просто волнуюсь, как у меня получится.

- Ну, волноваться ты будешь всегда. Я старый воробей, три года завучем, теперь уже три директором, и то волнуюсь. И хорошо, Людочка, мы не пустяками занимаемся, мы воспитываем человека. Учи их любить труд, людей, землю, пускай научатся понимать, что к чему. - Он остановился. - А знаешь, Людочка? Если будет трудно, ты мне напиши. Мы ведь с тобой как-никак старые друзья. Он засмеялся, вспомнив партизанскую девчоночку, которая называла его дядей. - Здесь у тебя, конечно, будет свой коллектив. У меня тоже коллектив - есть с кем посоветоваться. Правда, мне больше самому приходится давать советы. А до чего иной раз хочется написать кому-нибудь, поделиться сомнениями!.. Так напишешь?

Она стояла спиной к солнцу, в белой вышитой блузке, стянутой красным шнурком, держала в руках зеленую веточку, сорванную на ходу, и улыбалась, как старшему брату.

- Я напишу, Сергей Григорьевич, непременно напишу. - А потом сказала так же просто и совсем неожиданно: - Вы такой добрый, умный.

- Ну, такой уж и добрый и умный... - Он широко улыбнулся. - Скажешь еще, чего доброго, что и красивый? А ты напиши. И не только когда будет трудно, а просто садись как-нибудь и напиши. Как Максиму, как Толе.

- Он, что вы, что вы, Сергей Григорьевич! - сказала девушка, потупившись.

- Ты не стесняйся, Люда. Мне, старику, можно все сказать. Толя хороший парень. Молодой еще, немножко чересчур горячий, но хороший.

- Ну, я пойду, Сергей Григорьевич. Я вас и так задержала.

По-своему, привычным, чуть заметным движением Люда тряхнула головой и протянула Аржанцу руку.

Не выпуская ее маленькой горячей руки из своей сильной, мужской, Аржанец улыбнулся на этот раз немного смущенно.

- Ну вот, а говоришь, что добрый, умный... Ты меня прости, Люда. Я просто так... Нет, не то. Я хочу, чтобы ты была счастлива. А тут вдруг глупость сморозил. Не обижайся.

- Нет, не глупость, Сергей Григорьевич, - вдруг сказала девушка, сама не веря своей смелости.

- Не глупость? Ну и хорошо. Отлично.

- А я пойду, Сергей Григорьевич. Вы передайте от меня самый, самый... Ну, привет передайте Анне Михайловне. Я так давно ее не видела! Будьте здоровы.

- Люда, - остановил ее Аржанец, - а это все, что ты мне хотела сказать?

Под его простодушно-лукавым взглядом девушка опустила глаза и покраснела.

- Все уже, Сергей Григорьевич, - ответила она. Подняла глаза, а краска на щеках стала еще гуще.

- Ну что ж, - с улыбкой вздохнул Аржанец. - Коли все, так пускай будет все.

Она повернулась и слишком торопливо, точно вырвавшись, пошла обратно по светлой от солнца отаве, помахивая ощипанной веточкой.

- Людочка, а напишешь? - послышался сзади голос Аржанца.

Девушка оглянулась.

- Непременно напишу! - И помахала веткой на прощанье.

Пошла, уже не оглядываясь. "Девчонка ты, девчонка!" - корила она себя. И только у первых кустов над речкой обернулась.

Сергей Григорьевич все еще шел - теперь уже далеко, за овсяным полем с невысокими бабками, ведя велосипед по неприметной луговой дороге.

А солнце стояло совсем низко над грядой холмов, где зеленели-синели леса.

- Девчонка ты, глупая и счастливая девчонка, - сказала Люда вслух, и ей захотелось побежать по этой мягкой, ласковой траве.

Дома она достала из сумочки в шкафу письмо. Его письмо.