На боевом курсе

На третий день над нашим аэродромом на большой высоте прошел немецкий разведчик, о нем нас оповестили. После полудня пролетела пара "мессершмитов". За ними "Миги", видимо преследовали.

Мне доводилось сталкиваться в литературе с утверждением, что вся наша авиация приграничной полосы была уничтожена с воздуха в считанные часы после начала войны. Причем якобы все самолеты погибли прямо на земле, так и не успев взлететь. Подобные заявления не только неверны, но и безответственны. Почти месяц войска Одесского военного округа, вошедшие в состав вновь образованного Южного фронта, стояли на границе, отражая все попытки противника форсировать реку Прут. Затем несколько соединений было переброшено на другие участки фронта, где создалось тяжелое положение. Сдерживать наступление превосходящих сил противника, конечно, становилось все труднее. И наши войска начали отступать на Восток. Вместе с наземными соединениями отходили и авиационные части.

Утром 21 июля я готовился к своему очередному боевому вылету. Полк наш, несколько поредевший, но все-таки сохранивший свои боевые возможности, базировался целый месяц на одном и том же полевом аэродроме. Потеря в самолетах у нас была не очень значительная. А вот штурманов мы потеряли много. Дело в том, что летчика в бою спасала бронеспинка кресла. Штурман же сидел сзади, спиной к пилоту, и практически был не защищен от пулеметного огня "мессершмитов".

Немецкие войска совместно с румынскими за это время подошли к Днестру и в районе между городками Ямполь и Сороки навели переправу через реку.

Мы как-то получили приказ уничтожить ее и вылетели на бомбометание двумя девятками.

Тот памятный полет оказался для нас трагическим. Из пекла, а там было именно пекло, домой не вернулось шестнадцать самолетов!..

Итак, по порядку. До района переправы мы добрались благополучно. Летели без прикрытия: обстановка не позволяла дожидаться истребителей. Вышли на боевой курс.

Видимо не все знают, что такое боевой курс. Коротко поясню. Если условно провести в воздухе прямую линию, чтобы порядочный кусок ее проходил над наземной целью, а потом по этой прямой провести самолет, не разрешая ему маневрировать, то можно сказать, что самолет на боевом курсе. Смысл подобного выдерживания прямой - с наилучшей вероятностью поразить противника при бомбометании. Отвернешь - считай что все твои старания пошли насмарку. Попадание возможно только при строгом выдерживании боевого курса. Враг, естественно, способен вычислить твой боевой курс и расчетливо повести по тебе стрельбу. Поэтому-то боевой курс и требует от экипажа не только умения да мастерства, но и мужества, стойкости, хладнокровия.

Мы бомбили переправу при ураганном зенитном огне. Все небо от разрывов было в бесформенных чернильных кляксах. Сколько самолетов было сбито над целью - не знаю. Может быть, половина.

Когда же мы стали недосягаемы для зенитной артиллерии, появились "мессершмиты", яростно набросившиеся на наши тихоходные тяжелые машины. Вижу один Су-2 горит, второй... После таких потерь группа, естественно, распалась. И вот веду машину как можно собраннее - совсем один. Нырнул в попавшиеся на пути редкие облака. Выскочил из них. Яркое солнце сияет. Меня никто не преследует. Вдруг голос Демешкина.

- Командир! Справа "пегий"! - несколько растерянно сообщил Демешкин.

"Пегими" мы в полку называли Су-2. Называли их так за раскраску фюзеляжа, камуфляж.

А остальные где? Неужели всех?.. Подхожу ближе к "пегому".

По номеру определяю, что это машина Алексея Мальцева. Странно только, что летит он не туда, куда надо. Пилот вроде опытный, без причины сбиться с курса не мог.

Я обогнал его, покачал крыльями, мол, пристраивайся. "Пегий" потянулся за нами. Время от времени он отставал, и я сбавлял скорость. На посадку Мальцева пришлось завести, а сам ушел на второй круг. Это было, конечно, опрометчиво: по правилам поврежденный самолет должен садиться последним.

Мальцев же приземлился, не дорулив до стоянки, выключил мотор и потерял сознание. Когда я произвел посадку, санитары осторожно вытаскивали из машины безжизненное тело ее штурмана. Мне стало понятно, почему бомбардировщик сбился с курса...

В том полете Мальцева спас шлемофон. Осколок снаряда врезался в наушник, расколол его, отбил край уха и оставил небольшую бороздку на голове. А я, видно, в рубашке родился - на нашей машине не было ни одной царапины! Спустя годы, когда появилась песня, в которой есть слова "нас оставалось только двое из восемнадцати ребят", я часто говорил в шутку, что это - про нас. Правда мы вернулись втроем из тридцати шести...

Однополчане в тот день предрекли мне долгую летную жизнь, мол, ты, Иван, и три войны сдюжишь - ничего теперь с тобой не случиться!

После вылета, сдав машину технику и мотористу, мы направились в столовую. Там у каждого экипажа и у каждой эскадрильи было свое строго отведенное место. По пустующим стульям узнаем о не вернувшихся с боевого задания. И тут такая усталость, такое неудержимое желание выспаться навалились на меня