На безымянной высоте

— Потерпим, да, Леха? — Малахов хлопнул по плечу своего кореша, мешковатого парня его возраста, с лицом, покрытым чирьями. — Сто верст для бешеной собаки не крюк, верно?

— Ну, — отозвался тот. — Перетерпим как-нибудь. Больше терпели.

— Десять минут — перекурить и оправиться! — последовала команда. И вновь прибывшие солдаты охотно разошлись в разные стороны, многие с наслаждением, сняв сапоги и портянки, легли в траву. Другие последовали в ближайший лесок. Там кореш Леха сел под ближайший куст, а Малахов последовал дальше. Он шел какое-то время, собирая ягоду, и жевал ее, жмурясь и чмокая от удовольствия. И даже напевал… Потом обнаружил, что он то ли заблудился, то ли просто забрался дальше всех в лес. И уже собрался кричать «ау», но вдруг услышал девичий смех и плеск воды.

И остановился как вкопанный. Пробрался сквозь кусты и увидел небольшое лесное озеро, в котором плескались девушки. Их военная форма — медсестер и санитарок — лежала на берегу. А они безмятежно плавали, ныряли, играя друг с другом, беззаботные, как в не столь далеком детстве и как если бы не было никакой войны.

Как зачарованный, сдвинув пилотку на затылок, смотрел Малахов, приоткрыв рот и тоже забыв обо всем.

Пришел в себя, лишь услышав издали автомобильные сигналы и рев моторов. Он побежал назад, но было уже поздно. Все уехали — только пыль столбом за последним грузовиком. Он замахал руками, закричал… И тут с неба послышался рев моторов, вой сирен — и на станцию обрушились пикирующие «юнкерсы», сбрасывающие бомбы, и «мессера», поливающие из пулеметов все, что там внизу шевелилось и копошилось.

Малахов упал на землю, накрыв голову руками, потом скатился в ближайшую канаву. И замер. Это его спасло: одна из очередей прошла ровно по тому месту, где он только что лежал.

* * *

…Все тот же «ЗИС-5» из хозяйства Морозова катил себе по разбитой и расхлябанной фронтовой дороге с наспех засыпанными воронками, переваливаясь на ухабах и натужно ревя мотором, — в сторону фронта, откуда доносилась глухая канонада бомбовых разрывов.

— Никак станцию бомбят, — озабоченно сказал кто-то из бойцов, кивая вперед. — Там впереди железнодорожная станция, забыл, как называется. Через день их бомбят. Не успевают пути ремонтировать да шпалы менять. Ну как в сорок первом. Где только наши ястребки, не понимаю…

Иван Безухов постучал по крыше кабины:

— Слышь, Глебушка, ты не гнал бы так. Лучше остановись здесь, от греха подальше.

* * *

Степан Каморин и Михаил Полунин вели полумертвого от страха «языка» мимо приземистых блиндажей и прочих военных построек, прикрытых маскировочной сеткой, мимо насмешек и подкалывающих вопросов по поводу их ночной добычи.

— Здорово, Степа. Никак, ходил на медведя, а поймал хорька?

— А ты сам сходи. Только тебя хорек сам поймает.

— Что-то он у тебя больно дохлый…

— Так те, что здоровые, на складе давно закончились. Говорят, в этом квартале больше ни одного не будет, — огрызнулся Степан.

— Ладно тебе, — хмуро сказал ему Полунин. — Пусть пехота хоть языки почешет, если сами «языка» взять не могут…

— Им делать нечего, дрыхли всю ночь без задних ног, а тут бы отоспаться, если дадут, — хмыкнул Степан.

Наконец они добрались до штаба в бывшем здании совхозного клуба и направились прямо в кабинет начальника штаба полка. Из других комнат выглядывали любопытные, наблюдая, как их встречает исполняющий обязанности комполка майор Самсонов. Майор кивнул и пропустил их в свой кабинет.

Там еще находился переводчик лейтенант Горелов — молодой, хрупкий, интеллигентный, в очках. Самсонов хмуро оглядел немца:

— Докладывай, Каморин… Похуже там не нашлось?

Тот крякнул.

— Так что, товарищ майор, хочу, во-первых, сказать, что опять взаимодействие разных родов войск хромает! Опять свои по дороге домой обстреляли. — Он продемонстрировал продырявленную пилотку. — Говорят: мол, это новобранцы. Оно конечно, новобранцы — дело нужное, только я так понимаю, нам теперь никакие немцы не нужны, с таким пополнением. Сами себя перестреляем…

Самсонов недовольно насупился.

— Нас с тобой не спросят… Ну и ты не преувеличивай… Сам когда-то вот так же начинал, только забыл… Ладно, разберемся…А сейчас идите отдыхайте… — Он прикрыл дверь за разведчиками.

Затем сел за стол, жестом кивнул пленному, тот тоже сел. Горелов остался стоять.

— Костя, начнем. Как всегда, его фамилия, имя, номер части…

Горелов заученно перевел на немецкий.

— Ганс Фихте. Резервист. Номер части не помнит.

— Никак, Каморин память ему отшиб, — хмыкнул майор. — Хоть не забыл, как зовут, и то хлеб.

3

На дороге отчаянно голосовал какой-то солдат, все другие машины шли мимо, и только одна полуторка «ЗИС-5», та самая, из Четырнадцатого полка, затормозила.

Но не просто затормозила, а начала юзить по глине, пока не застряла задними колесами в небольшой воронке, заполненной водой.

Водитель выглянул из кабины: