На 127-й странице. Часть 2

– Да, – вновь согласилось отражение.

– А если бы не было меня? – начала Вера.

Андрей наклонился к плечу Веры, прижался щекой к ее щеке девушки и, смотря в зеркало, зашептал:

– Если б не было тебя, то для чего мне быть? День за днем находить и терять, ждать любви, но не любить…* Больше не помню.

– Больше и не надо, – сказал Вера, оборачиваясь и обнимаю своего любимого мужчину.

* – строчки из песни песня Джо Дассена. Стихи Пьера Деланоэ и Клода Лемеля, музыка Тото Кутуньо и Паскуале Лозито. Автор перевода на русский, если я не ошибаюсь, А.Кортнев.

Сцена 14

Пыхтя после подъема по лестнице, Бруно зашел в кабинет главного редактора «Нью-Йорк пост». Джозеф Эпштейн сидел за своим столом и с грустным видом помешивал ложкой в стакане с чаем.

– Привет! Что, жена опять не дала? – спросил Бруно.

– Да, пошел ты, – вяло отмахнулся Джозеф.

Шутка была «бородатой». Каждый раз, когда Бруно ее произносил, а Джозеф вяло посылал его куда подальше, тот так искренне разражался смехом, что Джозеф не мог не улыбнуться.

– Ну вот, – сказал довольный произведенным эффектом Бруно. – А говорил «старая шутка, старая…». Что случилось?

Джозеф вместо ответа перекинул через стол Бруно газету.

Бруно, кряхтя поднялся из кресла, в которое успел сесть.

– Что пишут наши заклятые друзья? – спросил он, раскрывая газету.

С некоторых пор «Нью-Йорк дейли мейл», видя успех их «Нью-Йорк пост», тоже стала давать на своих полосах горячие новости. Любить ее за это ни у Джозефа, который был главным редактором «Нью-Йорк пост», ни у его друга и зама «по сложным» вопросам Бруно Эспозито не было никаких причин.

– Смотри на полосе «Происшествия». Там перепечатка из одной французской газеты, – подсказал Джозеф.

– Так, – Бруно зашуршал страницами. – «Отважная путешественница Ева Полански утонула при переходе через Ла-Манш».

– Что за бред!? – он посмотрел на Джозефа. – Это невозможно! Переплыть целый океан и утонуть в канале!?

Джозеф только пожал плечами.

– Впрочем, у меня был знакомый, который утонул в луже у порога своего дома. Веришь? – спросил Бруно.

– Нет, – ответил Джозеф. – Даже мы такую чушь не напечатаем.

– А это ведь правда, – вздохнув, сказал Бруно. – Конечно, ему помогли.

– ?

– Никогда не догадаешься кто, – засмеялся Бруно. – Пять скочей и голодный желудок.

– Наша Ева не пьет, – сказал Джозеф. – Черт, неужели это произошло?!

– Все вранье, – сказал Бруно, снова опускаясь в кресло.

– Почему ты так думаешь?

– Да, потому что это чушь собачья! Не могло такого произойти! – ответил Бруно. – Смотри, здесь ни слова про какой-нибудь шторм или что-то подобное. Был бы шторм, обязательно про него бы написали! А на пустом месте взять и утонуть? Так не бывает! Кроме того, там Макс. Он бы спас Еву.

– Макс – это кто? – спросил Джозеф.

– Тот живчик, которого я послала присмотреть за Евой, – ответил Бруно. – Тертый калач.

– Что будем делать?

– Ждать вестей от Евы, – сказал Бруно. – И вот еще что… Давай напишем у себя в газете, что давно не получали сообщений от Евы и беспокоимся за нее.

– Ты что задумал? – заинтересовался Джозеф.

– Смотри, после сообщения «дейли мейл» ставки на Еву у букмекеров просели. Так?

– Так.

– После нашей статейки не просто просядут, а рухнут. Так?

– Так.

– Но мы то верим, что с Евой все будет в порядке?

– Хотелось бы, – с сомнением в голосе сказал Джозеф.

– Это ты брось, – возразил Бруно. – Верить всему, что написано в газете – последнее дело. Мы-то с тобой это точно знаем. В общем, когда ставки на Еву снизятся, то мы еще поставим на нее. А когда Ева снова выйдет на связь, срубим на этом деньжат.

– Неплохо, – сказал повеселевший Джозеф.

– Ну что? С этим решили? – спросил Бруно. – Теперь колись, что такой грустный был? Жена не дала? – и не дожидаясь ответа Джозефа, он зашелся от смеха.

Сцена 15

– Макс, поздравляю тебя, ты ее потерял, – пробормотал себе под нос немолодой джентльмен в добротном сером костюме.

У его ног стоял небольшой чемоданчик, на котором лежал легкий плащ. Джентльмен смотрел вслед уходящему в Бриндизи поезду. Когда последний вагон покинул вокзальный перрон, джентльмен снова повторил:

– Ты ее потерял.

Правда, в интонации, с которой он произносил эти слова, не было ни грусти, ни сожаления. Так, легкая досада и, наверное, некоторая толика возбуждения.

«А то совсем закис», – посетовал про себя джентльмен.

Джентльмена звали Максимилиан Хофер. В Америке для, всегда куда-то торопящихся, американцев, его имя было слишком длинным. Поэтому последние десять лет он откликался на укороченную версию. Да и сам к этому привык. Даже как-то помолодел. Максимилиан – это солидно, а Макс – молодой парень, подай-принеси. Но Макса это устраивало. Ну, не любил он солидности, степенности, дутой важности. Если и напускал иногда на себя эти черты, то только ради дела, для маскировки, ради определенной роли.