Н 5 (СИ)

– Вот так, хорошо. – Успокоилась Вера. – Он хочет, чтобы все выглядело как ревность. Якобы, этот глупый Максим приревновал к этой девке… Или к другой… Их много, правда? И все – красивые! Приревновал и убил тебя, а след чтобы показал на Романовых! Сначала Максима убьют, потом про Романовых догадаются! И будет резня, мой милый! Я ведь тоже должна дать показания! А я – совру! И мне поверят. – Движения ладоней по волосам и голове княжича стали быстрыми и жадными, словно спеша приласкать в последний миг. – А знаешь, что самое смешное, дорогой? – Дрожа губами, спросила Вера. – Не знаешь? Никто не знает. Даже этот, который отдает приказы и верит, что я ему служу. Нет, мой милый. Мне приказано, чтобы я ему служила. Они обещали вернуть герб семье, они обещали все нам вернуть, отдать Архангельск. – Скатилась слезинка из глаз девушки. – Ну, что ты опять?

Но в этот раз это было скорее не искусственный вздох, а горячий поцелуй.

– Ты за меня не рад? Ах, ты же с этой, заграничной. Я видела тебя с ней, я следила за вами. – Шмыгнула Вера новыми слезами. – Видела ваше счастье. Но я – я тоже хочу быть счастливой! Ты же мне обещал! Что обещал? Что я буду счастлива! – С логикой, близкой к истерике произнесла Вера. – И я буду счастлива. А они – они врут. Все, что обещали – они слишком жадные, чтобы отдать. Я поняла поздно. Но теперь я знаю, что сделать. Я им задам! – Закусила Вера губу до крови. – Они никогда не расхлебают. Не оправятся. Клянусь.

Руки обнажили живот, и острие стилета коснулось кожи. Чтобы, ведомое хрупкими девичьими руками, вонзиться зачарованным гибельным металлом в тело ее самой.

– И я счастлива, милый. – Немеющими губами произнесла Вера, счастливо улыбаясь и падая рядом. – Я люблю тебя.

И только дикий рев ощутившего наконец свое тело княжича был над ними.

Рев, от которого разлетались тленом стены и потолок закрытого больничного крыла, обнажая равнодушное серое небо над юношей, прижавшим к груди уже не дышащее тело девушки.

В центре иссечённой бетонной плиты, полной обломков и покореженного хлама, в котором почти не угадывалась былая роскошная обстановка покоев, одна великая любовь и глупость прижимала другую.

Все покрывала тонкая серая взвесь, еще кружившая в воздухе. В углу, одуревший от происходящего, неведомо откуда взявшийся серый котенок жался к разрушенному краю этажа, щербившему кривые зубы ржавой арматуры.

Тревожно перекрикивалась охрана, ожидая новых диверсантов. Проверялись тайные и явные входы, рвали на себе волосы и исходили нервами контрразведчики и специалисты наблюдения. Но беда в очередной раз пришла в дом через открытые двери, самостоятельно убранные в сторону конвои и отмененные досмотры.

– Уходи, – произнес я, не пытаясь перекричать отчаянный и полный боли рев Артема или лающие крики защитников.

Но Аймара Инка, что стояла рядом, услышала и вздрогнула.

– Нет.

Она неотрывно смотрела на чуть покачивающегося княжича, баюкающего в своих руках Веру, и Нику, что пыталась сделать что-нибудь.

– Я снимаю с тебя все клятвы и обещания. Ты свободна делать, что захочешь. – Ответил я ей на это и в пару шагов сократил расстояние до невесты и друга.

– Не получается, – глядя на меня, всхлипнула Ника, удерживая в руках безвольную ладонь – ничего другого Артем не отдавал. – Оно сильнее, оно уже победило.

– Сейчас помогу. – Влез я прямо в центр объятий Артема и Веры и гаркнул в ответ на злой, ничего не понимающий, но невероятно агрессивный взгляд товарища. – Она еще жива! Жива! Отпусти и дай ее вытащить!

Возможно, секунда отделяла Шуйского от атаки, но какие-то проблески разума все-таки сработали, и он бережно уложил девушку, оставшись нависать над ней.

– Вообще свалил отсюда! – Гаркнул я.

– Выбирай слова. – Дрожащим от гнева голосом произнес Артем. – Я буду рядом. Лечи так и только посмей не вылечить!

– Это мы легко, – махнув на него рукой и сосредоточившись на деле, я отыскал валяющийся рядом стилет. – Этим ты ее?

– Она себя!!

– Этим – ты ее!!! И только посмей сказать иное – всю ее родню вырежут! – Не сдержался я. – Все будет зря!!

– Пусть только посмеют. – Удержал эмоции Шуйский, глянув на меня злобно, но все-таки отодвинувшись в сторону.

– Доктор, ваше слово? – Успокоился и я.

– Я не могу! Не могу! – Отчаяние в голосе Ники нашло новую высоту.

И в подтверждение тому на тело Веры рухнул широкий золотой луч – куда как больше, чем лечил меня после падения с самолета.

– Видите? Это бесполезно! Надо знать, как! Я пытаюсь, пытаюсь! – Шептала Ника, трогая глаза, солнечное сплетение, запястья Веры.

– Я ей не поверил. – Глухо бормотал на фоне Артем. – Меня убедили не верить. Я не поверил, а она любила.

– А виноват во всем – я, – шепнул я тихо. – Я – убедил.

Но Артем услышал. И не сказал ничего против этого.

Я повертел красивый серебристый стилет в руках, меланхолично рассматривая узоры на металле. Всякое всплывает в истории – и эта дрянь, наверняка запрещенная всеми законами, явно на свете не одна.