Mysterium Coniunctionis

206 Нет никакого сомнения в том, что это самый благоприятный момент как для добра, так и для зла. Однако, как правило, сначала происходит одно, а потом другое: праведник поддается злу, грешник превращается в праведника, и, на первый взгляд, тут и делу конец. Но люди, одаренные более тонким нравственным чутьем или большей проницательностью, не могут отрицать того, что события только кажутся последовательными, а на самом деле они происходят одновременно. Вероятно, никто не осознал это так ясно, как святой Павел, который знал, что в его плоть впилось жало, а посланец Сатаны ударил его по лицу, чтобы он "не превозносился"[896]. Последовательность событий — это прелюдия, которую надо вытерпеть для того, чтобы обрести более глубокое знание их одновременности, ибо это несравненно более сложная проблема. Опять же, мысль, что добро и зло — это находящиеся вне нас духовные силы, и что человек оказался в гуще борьбы между ними, вынести гораздо легче, чем осознание того, что противоположности являются настолько неистребимыми и обязательными условиями всей психической жизни, что жизнь уже сама по себе является виной. Даже жизнь, посвященная Богу, все равно проживается эго, которое, вопреки Богу, говорит о себе и утверждает себя, которое не торопится слиться с Богом, а сохраняет свою свободу и волю, причем последняя действует вне Бога и против него. Каким же образом эго может противостоять неодолимой мощи Бога? Только через самоутверждение, оно, подобно Люциферу, уверено в своей свободной воле. Отделение себя от бога — это отстраненность, отчужденность, падение. Грехопадение было неизбежным даже в раю. Христос потому и "незапятнан грехом", что представляет все Божество и не отделяется от него на том основании, что сам является человеком[897]. На человеке же стоит клеймо отделенности от Бога. Такое положение вещей было бы нестерпимым, если бы злу можно было противопоставить только закон и Десять Заповедей (как это было в дохристианском иудаизме,); но реформатор и раввин Иисус попытался внедрить ту более прогрессивную и с точки зрения психологии более правильную точку зрения, что не верность закону, а любовь и доброта являются лекарством от зла. Крылья голубя успокоят злобу воздуха, зловредность воздушного духа ("князя, господствующего в воздухе" — Послание апостола Павла к Ефесянам, 2:2), и только они могут возыметь такое действие.

quod per poros facile ingreditue adolescens, concutit statim (terrae sedes), nubemque tetricam suscitat.

чтобы юноша легко проник в поры и немедленно сотряс основание земли[898], и взметнул черное облако.

207 Как только злоба укрощена, греховность и ее вредные последствия так же сведены на нет, и то, что имеет крылья, может объять всю землю. Ибо сейчас мы подходим к заключению священного брака, "приземлению" духа и одухотворению земли, единению противоположностей и разрушению преграды (Ефесянам, 2:14)[899], короче говоря, желанному акту покаяния, в результате которого в Боге отменяется грешность бытия, изначальная разъединенность. Землетрясение — это, с одной стороны, аллюзия на нисхождение Христа в ад и его воскрешение, а с другой стороны, разрушение серости земного бытия человека, жизнь и душа которого наконец-то приобретают смысл, в результате чего он и возвышается над собой, и подвергается опасности.

208 Интуитивное ощущение всегда воспринимается, как конкретная реальность. Это прообраз и ожидание будущего состояния, поблескивание невысказанного, только наполовину осознанного единения эго и не-эго. Справедливо названное unio mystica, оно является фундаментальным ощущением во всех религиях, которые сохранили в себе хоть какую-то жизнь и еще не докатились до конфессионализма; религиях, которые сохранили тайну, о которой другие судят только по порожденным ею ритуалам, — пустым мешкам, из которых давно исчезло золото.

209 Землетрясение вздымает черное облако: сознание, в устоявшихся воззрениях которого произошел крутой перелом, погружается во тьму, подобно тому, как в нее погрузилась земля в момент смерти Христа, за чем последовало воскрешение. Этот образ говорит нам, что расширение сознания поначалу является потрясением и тьмой, а потом развитием человека в человека целостного. Этот "Человек", неописуемое существо, представляет собой интуитивное или "мистическое" ощущение, и поэтому название "Антропос" подходит ему как нельзя более лучше, потому что оно указывает на непрерывность существования этой идеи на протяжении тысячелетий.

tu undas superinduces ad Lunae usque candorem,

Но ты поднимешь воды до самого света луны,