Mysterium Coniunctionis

Это попытка описать трансформацию, происходящую в наглухо закрытой комнате. Остается неясным, родила ли уже мать ребенка, и что понимать под словом "там" (ibi) — комнату или gravid uterus. Последний вариант представляется мне более приемлемым, принимая во внимание следующую строфу. Вообще, 25-я строфа крайне запутанна и неуклюжа. Определенно и ясно в ней говорится только о смерти и разложении плода в матке или в комнате и о последующем внезапном появлении Луны на месте матери, после того, как осыпалась "грязь плоти". Впрочем, подобная путаница мыслей часто встречается в текстах. Мы должны предположить, что поэт при помощи этих на первый взгляд бестолково перемешанных слов хотел сказать что-то вполне разумное, и что только его ограниченные способности к поэзии не дали ему высказаться ясно и четко. Он действительно хотел выразить очень сложную вещь, а именно, природу критической трансформации. С химической точки зрения, "мать", истекающая молоком и слезами — это раствор, "материнская жидкость" или вяжущее вещество. Она — это "вода", в которой, как и в видении Арислея, старый царь распадается на атомы. В данном случае его описывают, как foetus in utera[1493]. Растворение означает его смерть, а матка или cucurbito становится его могилой, то есть он исчезает в растворе. В этот момент происходит нечто, похожее на чудо: материальный раствор теряет свою земную тяжесть, и растворитель вместе с растворенным переходят в более высокое состояние, наступающее сразу же после cauda pavonis, а именно, albedo. Оно обозначает первую стадию завершения и отождествляется с Луной. Луна сама является духом и она сразу же соединяется со своим супругом Солнцем, тем самым начиная вторую и, как правило, окончательную стадию, rubedo. С ее завершением заканчивается работа и lapis, живое существо, наделенное душой, духом и неподверженным разложению телом, обретает форму.

435 Мы знаем, что то, что стояло перед глазами алхимика во время этой трансформации, было почти ежедневным чудом пресуществления, происходившим во время Мессы. Это определенно имело место и в случае с каноником Рипли. Мы уже видели многочисленные примеры того, насколько сильно религиозные концепции перемешались с его алхимическими интересами. Царица в Cantilena — это, прежде всего, не мать и не жена, а "мадонна-покровительница", усыновляющая царя — указание на то, что она находится с царем в таких же точно отношениях, в каких Mater Ecclesia находится с верующим. Он умирает и его хоронят словно в Церкви или на освященном участке, где он ожидает воскрешения в возвеличенном теле.

436 Подъем "matrix", химического раствора, из состояния материальности к Луне — это классическая аллегория Церкви, и Рипли об этом, конечно же, знал. Богиня, которая неожиданно вмешивается в opus, изображена в Mutus liber, где она тоже неожиданно появляется во время процедуры, в образе обнаженной женщины, увенчанной знаком луны и держащей на руках ребенка. Чудо здесь толкуется, как вмешательство богов[1494], которые, как боги-родители, заменяют родителей земных и организуют духовное воспроизводство foetus spagyricus. Луна в Cantilena неизбежно должна символизировать Деву и/или Церковь, потому что senex-риге назван самим Рипли "Ветхим Днями". Поскольку мать в этот момент довела старого царя до гистолиза, чтобы от него остался только гомогенный раствор, мы должны предположить, что Луна, заменяя мать, соединилась с раствором и в настоящий момент носит в своем теле царя, как усыновленного ребенка. Это дает царю бессмертие в форме божественного и не подверженного разложению тела. В Mutus liber далее следует усыновление его Солнцем, после чего наступает coniunctio Solis et Lunae, и усыновленный ребенок, теперь единосущный с Солнцем и Луной, допускается к участию в церемонии.

437 Нечто в этом духе, похоже, происходит и в Cantilena: Луна и усыновленный ею ребенок поначалу тождественны друг другу и являются одним и тем же раствором. Когда Луна приходит в такое состояние, она, скорее всего, пребывает в novilunium и спешит соединиться с Солнцем. Как мы уже имели возможность убедиться, молодая луна ассоциируется с ненадежностью и непостоянством[1495]. Вот потому я и перевожу "spirificans in splendorem Solis", как "извиваясь поползла к Солнцу Сверкающему". Женщина с нравственной точки зрения в алхимии находится под подозрением и представляется близким родичем райского змея. По этой причине и по ряду других, канонику Рипли не составляло труда толковать приближение молодой луны к солнцу, как "spiram facere"[1496]. He следует забывать, что образованный алхимик пятнадцатого века знал символы, по крайней мере, не хуже нас, живущих в двадцатом веке (если не принимать во внимание психологию), а в некоторых случаях, возможно, и лучше. (Существует большое количество по-прежнему не опубликованных манускриптов, к которым у меня не было доступа.)

438 Строфы 26-27.