Лилибет сейчас хотелось только поскорее войти в дом, чтобы отделаться от Томаса. Но подъезд был заперт, у двери поблескивал микрофон, а рядом с ним красовались три таблички с фамилиями, и против каждой была своя кнопка. У одной было написано: «Этерлайн», у другой – «Алоиз Штингель, массажист», а у третьей– «Хумпельштеттер». Купер Томас прочитал все три фамилии. Хумпельштеттер был довольно известный художник, и все в квартале его знали. В газетах, в разделе светской хроники, можно было время от времени прочитать, что он разошелся с одной женой и живет теперь с другой. Но трудно было допустить, что бабушка Лилибет стала новой любовью художника Хумпельштеттера. Ну, а массажист Алоиз Штингель тоже не был бабушкой Лилибет.
– Да ты врешь, – печально сказал Купер Томас– Ты врешь, это точно... И вообще, зачем ты пошла со мной, раз ты меня терпеть не можешь?
И Купер Томас нажал на кнопку у фамилии Этерлайн.
– Кто? – раздался голос Туза пик из громкоговорителя.
– Гостья к тебе пришла, дурацкий верблюд! – крикнул Томас Купер и убежал.
Замолк щелкнул, дверь открылась, и Лилибет вошла в дом. На душе у нее кошки скребли.
Туз пик оставался глух ко всем доводам. Наверное, битый час объясняла ему Лилибет, что Купер Томас не вор, это ясно, за это она ручается, что он вообще совсем не вредный парень. На все ее слова Туз пик только качал головой и твердил:
– Он вор, это железно. Он только придуривается, клянусь тебе, он просто очень ловкий. Но я все равно выведу его на чистую воду. Скоро все выяснится, меня он не перехитрит.
Лилибет позвонила Мыслителю. Она хотела попросить его о поддержке и помощи. Мыслитель имел большое влияние на Туза пик, это Лилибет знала. С Мыслителем Туз пик почти никогда не спорил. Но Мыслителя не оказалось дома. Мать Мыслителя сказала, что он пошел с Сэром и его матерью в зоопарк. Мать Мыслителя сказала также, что ей это очень не нравится, ей не хочется, чтобы ее ребенок дружил с вором, а кроме того, зимой в зоопарке в помещениях, где содержатся звери, всегда дурной запах. Но Лилибет не стала выслушивать сетования матери Мыслителя.
– Простите за беспокойство, – сказала она и положила трубку.
Потом она попыталась позвонить Сэру домой. Ведь они уже могли вернуться из зоопарка. Но там никто не подходил к телефону.
Туз пик предложил Лилибет поиграть в шестьдесят шесть или в домино или поучить ее играть в шахматы. Но ей ничего не хотелось.
– Я пойду домой, – сказала она.
– Хорошо, – ответил Туз пик. – А я останусь здесь, напрягусь и придумаю, как мне уличить Купера Томаса. – Он засмеялся. – Вот увидишь, не только Мыслитель умеет думать, я тоже могу, когда захочу.
– Желаю счастья! – сказала Лилибет, чуть было не добавила «Эх ты, верблюд!» и невесело пошла домой.
Было половина восьмого вечера. Отец и мать Лилибет сидели в гостиной и смотрели по телевизору последние известия, как вдруг раздался звонок в дверь. Лилибет учила в своей комнате английские слова, но она тут же выскочила в переднюю.
– Посмотри в глазок, прежде чем открывать, – крикнула ей мать. Лилибет послушно посмотрела и увидела, что перед дверью стоят Мыслитель и Туз пик.
– Кто это? – крикнул отец Лилибет.
– Мыслитель и Туз пик, – ответила она, сняла цепочку, повернула сперва верхний замок, потом нижний и отворила дверь.
– У вас все на засовах, как в рыцарском замке, – сказал Мыслитель и вошел в переднюю. За ним следовал Туз пик, губы его кривились в усмешке.
– Что случилось? – встревоженно спросила Лилибет.
Что-то случилось, это было совершенно ясно. Без чрезвычайных обстоятельств Мыслитель и Туз пик никогда не пришли бы в такой поздний час.
Лилибет провела их к себе в комнату. А мать Лилибет, которая была не только очень пугливой, но и очень любопытной, тут же вышла в переднюю и принялась протирать большое стенное зеркало, висящее как раз рядом с дверью комнаты Лилибет. Но то немногое, что ей удалось перехватить на посту подслушивания, ей мало что дало. Она услышала, например, как ее дочь с изумлением в голосе спросила: «Это что такое?», а в ответ раздался торжествующий голос Туза пик: «Носовой платок». И снова голос Лилибет: «Да он же ужасно грязный!» И снова в ответ голос Туза пик: «Потому что мы им вытирали доску».
На этом мать Лилибет ушла назад в гостиную, она сказала себе: «Ради того, чтобы подслушивать скучный разговор о каком-то грязном платке, я не стану заново протирать сверкающее чистотой зеркало».
А тем временем Лилибет в своей комнате разложила на письменном столе коричневый в белую клеточку платок, в который были завернуты пропавшие часы, когда их нашли у Сэра в парте, и уставилась на один из его углов. В этом углу была вышита монограмма: две переплетенные буквы – «К» и «Т».
– Как только ты ушла, – сказал Туз пик, – мне пришло в голову, что платок очень важный предмет, он – наше единственное вещественное доказательство, наше единственное алиби.
– Какое алиби! Улика, а не алиби. Улика, если уж тебе угодно пользоваться юридической терминологией.