Мыслящий тростник

Юбер вздохнул и развел руками в знак полной безнадежности.

— А ты все об одном и том же! — воскликнул он. — О своей жалкой жизни!

— Да пойми ты, у меня только и есть, что моя жалкая жизнь. Все остальное… — Он махнул рукой. — Уверяю тебя, мысль о том, что я антропоид или примат будущего человечества, не может меня утешить! Выходит, я не только должен умереть, глупо умереть, так и не узнав, зачем жил, но еще должен радоваться тому, что люди будущего, когда они вспомнят обо мне или станут рассказывать про меня своим детям, представят и опишут меня как законченного идиота. И самым смешным им покажется то, что этот несчастный тупица, недалеко ушедший от лягушки, еще смел считать себя венцом творения, созданным по образу и подобию божьему…

Юбер, улыбаясь, поднял руку в знак протеста, но Марсиаль не дал себя перебить. Он почувствовал себя снова на коне, сам ринулся в бой, и ничто теперь не могло его остановить.

— И не строй себе иллюзий, — продолжал он с видом обвинителя. — Мы с тобой одним миром мазаны. Эти господа будущего будут смотреть на нас словно бы с Сириуса. Для них мы с тобой сольемся, будем одинаково ничтожны… Может, тебя это и примиряет с тем, что ты смертен, а вот меня ничуть! Что касается детей с мозгом Эйнштейна, то это тоже не очень-то весело. Уже наши собственные дети, которые отнюдь не Эйнштейны, чересчур склонны относиться к нам, родителям, как к приматам. Они с нами совсем не считаются. Конечно, они нас любят, в это я еще готов верить, но так, как прежде любили свою старую няньку — с чувством превосходства… Они даже себе равных в нас не видят. И представляю себе, лет через двадцать я и мой внук, этот малолетний Эйнштейн… Кем я буду в его глазах? Экспонатом палеонтологического музея! Впрочем, эти маленькие Эйнштейны, скорее всего, окажутся чудовищами. Но даже если предположить, что завтрашнее Человечество будет чуть ли не святым от избытка интеллекта и мудрости, вся эта роскошная перспектива ровным счетом ничего не меняет в моих проблемах. К тому же сама эта перспектива в любом случае кажется мне весьма зловещей: планета асептизированных технократов, какой кошмар!

И так как Юбер открыл рот, чтобы ответить, Марсиаль, смерив его недобрым взглядом, влепил ему, словно пощечину, такую фразу:

— Да и попытка найти замену вере в научной фантастике на потребу консьержкам выглядит весьма наивной.

Настал черед Юбера опешить. Несколько секунд он так и простоял неподвижно, с открытым ртом — эдакая статуя изумления. К счастью, телефонный звонок освободил его от необходимости тут же нанести ответный удар. Он кинулся к аппарату, схватил трубку и в мгновение ока слова стал тем светским человеком, которого увидел Марсиаль, войдя в гостиную, — парижанином из высших сфер, опутанным сетью светских связей и приятных обязанностей, чья жизнь — сплошной праздник. На этот раз ему звонил мужчина. Юбер радостно вскрикнул. Казалось, он обезумел от счастья, что его собеседник, который, видимо, долго отсутствовал, вернулся наконец в Париж. Он спросил, как было в Индии. Внимательно выслушал, что ему рассказали. Вскрикнул. Сказал, что это божественно. Спросил, как поживает магарани. Выслушал ответ. Сказал, что она невозможна, что выводить ее на люди, конечно, неловко (настолько у нее, бедняжки, все невпопад), но что в узком кругу, без свидетелей, она безумно забавна: настоящий гаврош. Снова слушал. Сказал, что в театрах Парижа сейчас смотреть нечего, все удручающее, кроме одной пьески, которую играют в кафе-театре в пригороде: зато она смерть как хороша. Жемчужина. «Именно то, что надо!» Спросил у собеседника, сколько тигров он убил. Выслушал ответ. Сказал, что это потрясающе. Сказал, как поживает Мари-Пьер, Тибо, Алексис, Молли, Жерсанда. Сообщил, что последний костюмированный обед у Молли получился безумно веселым. Выслушал ответ. Сказал, что это чудовищно, «смерть как ужасно!». Сказал своему собеседнику, что за его долгое отсутствие «все» успели по нему соскучиться. Выслушал ответ. Сказал, что да, с радостью. Выслушал ответ. Сказал, что целует и что они созвонятся.

Он положил трубку, посмотрел на часы.

— Господи, уже семь часов! — воскликнул он. — Дорогой, я не хочу тебя выгонять, но чтобы быть у Фульков в половине девятого… Сам понимаешь, Монфор-Л’Амори, и как раз час пик, поток машин!.. А к Фулькам нельзя себе позволить опоздать. Послушай, мы еще поговорим обо всем этом, если хочешь. Но я тебе советую прежде всего обратиться к врачу. Пусть сделает тебе check-up.