Мыслящий тростник

— Зато ты мне никогда не давала спуску! — весело сказал Марсиаль. — И речи быть не могло позволить себе какую-нибудь маленькую вольность… Дисциплина… Вечно дисциплина!.. Помнишь, когда я был мальчишкой? Каждый вечер одна и та же фраза: «А теперь быстро ужинать, пипи, помолиться и в постель!» — сказал он, подражая голосу и интонации старой дамы.

Мадам Сарла удостоила улыбкой это давнее воспоминание, а Дельфина громко рассмеялась, хотя уже не раз слышала этот анекдот, который входил в семейный фольклор.

— Правильный метод воспитания, — сказала мадам Сарла. — Если бы и теперь так воспитывали детей, в мире было бы чуть больше порядка.

Марсиаль возразил. Не то чтобы затронутая тема его особо занимала или у него были ясные идеи насчет воспитания детей. Плевать ему было на это, но ему хотелось разговаривать, спорить. В зависимости от обстоятельств и собеседника он мог бы с той же искренностью и горячностью защищать любую из двух противоположных точек зрения — как дисциплину, так и терпимость. Ему просто нравилось риторическое чередование доводов, четкие речевые периоды, нравилось выказать свою боеспособность. В такие минуты в нем просыпался трибун-южанин, и он иногда даже жалел, что не избрал политической карьеры, поскольку умел весьма ловко разглагольствовать, ничего толком не говоря.

В отличие от своего племянника мадам Сарла говорила только то, что думала, и принимала все услышанное за чистую монету, но хранила при этом невозмутимый и безмятежный вид, и убедить ее в чем-либо было решительно невозможно, как человека, которому доступны откровения свыше, и поэтому он не может принимать в расчет зыбкие суждения простых смертных.

Марсиаль заявил, что ослабление авторитета семьи благотворно влияет на психику (он употребил именно это слово) детей, которые теперь очаровательны в своей непосредственности. Отношения родителей с ними стали более естественными и откровенными. К тому же все равно уже не вернешь строгости прошлых лет. Ныне рождается новое общество, которое характеризует терпимость — permissive society[12] (употребление американской социологической терминологии всегда производило впечатление). Марсиаль сам восторгался собственным красноречием. Потом ему пришло в голову, что его аудитория, быть может, не стоит таких усилий, а тут еще появилась Иветта с подносом в руках, и он временно перестал интересоваться будущим мира.

— Холодный ростбиф, пирог, крем и виноград, — объявила она.

— Превосходно! — воскликнул Марсиаль. — Настоящий маленький пир. Ты нас просто балуешь. Надеюсь, вы все проголодались.

Иветта, конечно, была голодна как волк после пяти часов непрерывных танцев. Дельфина сказала, что и она немного закусит, «чтобы составить тебе компанию». Мадам Сарла тут же выразила свое неодобрение этим сатрапским порядкам.

— Ну, брось, тетя, ты не откажешься съесть чуточку крема за компанию.

— Если ты так настаиваешь… Но все равно, слыханное ли это дело, есть в три часа утра?

— А разве не весело полуночничать? Надо же время от времени доставлять себе маленькие радости. Нам так уютно у тебя в комнате, так хорошо вчетвером!

Марсиаль произнес это своим самым обольстительным тоном, он чуть ли не ворковал.

— Когда ты чего-нибудь захочешь… — сказала Дельфина.

Иветта захватила десертные тарелочки, салфетки и приборы и раздала их всем.

— Бедный Фонсу тоже любил поесть среди ночи, — вздохнула мадам Сарла.

— Нет, правда? Я не знал этого. Значит, твой муж понимал толк в жизни, — произнес Марсиаль с невозмутимо серьезным видом.

— Иногда он вставал часа в два ночи, чтобы перехватить что-нибудь на кухне.

— Не может быть! Он мне становится все более и более симпатичен.

— А ведь вы, наверно, его хорошо кормили, — заметила Дельфина.

— Хорошо ли кормила? Да он у меня как сыр в масле катался! Но он не полнел и всегда был голоден. Такая уж у него была натура.

Тайком от мадам Сарла, которая как раз склонилась над тарелкой, Марсиаль, Дельфина и Иветта переглянулись. Уголки их губ дрогнули.

— Какой ростбиф вкусный! — воскликнула Иветта и засмеялась каким-то гортанным, вдруг прорвавшимся смехом, хотя, казалось бы, в ее словах ничего смешного не было.

— Убеждена, что ты сегодня обедала не так хорошо, как мы, — сказала Дельфина.

— Еще бы. Мы поели в бистро на Сен-Жермен.

— Неужели твой писатель не мог оказать тебе большую честь? — спросил Марсиаль.

Мадам Сарла подняла глаза на внучатую племянницу, ожидая ее ответа.

— Он предложил пойти в шикарный ресторан, но я предпочла бистро. Так забавнее.

— И он, конечно, не очень настаивал, — сказал Марсиаль. — Ведь вы же товарищи…

— Значит, теперь это официально называется товариществом? — И мадам Сарла снова уставилась в свою тарелку.

— Да… — ответила Иветта с улыбкой.

— Нам этого не понять, бедная моя тетя, — сказал Марсиаль. — Вы с Фонсу никогда не были товарищами? Не правда ли?

— Никогда. Мы ведь жили не в казарме.

Они все трое снова не смогли сдержать улыбки.