Главной силой, сдерживающей демократизацию партии, был партаппарат, который при Сталине на практике стоял выше, чем избранные парторганы. Прекрасный знаток партийной жизни Л.А. Оников, проработавший в ЦК партии более 30 лет, рассказывал, что избранных членов парторганов подчас не знакомили с секретными документами, в то время как они оказывались доступными аппаратчикам. Такое верховенство партаппарата складывалось не только в райкомах, горкомах, обкомах партии, но затрагивало и членов Центрального комитета. Когда, например, главный редактор «Правды» А.М. Румянцев направил в ЦК проект своей статьи, посвященной Дню печати (по уставу, как член ЦК, имел несомненное право на публикацию в органе Центрального комитета, каким была «Правда»), он получил в ответ фельдсвязью серьезную смысловую правку от помощника генерального секретаря ЦК. Румянцев снял статью, стоявшую уже на полосе, и написал по этому поводу гневное письмо в ЦК. Вскоре он был переведен из «Правды» в Академию наук.
Отдел оргпартработы ЦК уже во время перестройки пытался навязать мне, члену ЦК, список для выдвижения руководителей комитетов Верховного Совета СССР (я тогда был председателем Совета Союза Верховного Совета). Такова была практика.
Когда стали возможными опросы общественного мнения по внутрипартийным делам, Академия общественных наук при ЦК КПСС в мае 1989 года провела анкетирование трудящихся. Более трети опрошенных выразили сомнение в способности партии перестроиться. А 73 процента коммунистов (!) считали, что в партаппарате преобладают работники средних и низких качеств и способностей.[34] И они заправляли делами партии.
Аппаратчики всех уровней боялись, что демократизация партии лишит их не только возможности командовать, но и привилегий, которыми они пользовались. Поэтому они были против демократизации партии и вообще против реформирования общества. А Горбачев опасался тронуть сложившийся партийный механизм. Единственным «новаторством» стал новый принцип создания политбюро ЦК КПСС, осуществленный на XXVIII съезде. Основную часть членов политбюро составили руководители компартий союзных республик. Очевидно, децентрализация партийного руководства рассматривалась как дань времени, характерной чертой которого стала большая самостоятельность республик. Однако создание высшего органа партии по принципу занимаемой должности ослабляло ее роль объединителя страны.
В январе 1990 года создается «Демократическая платформа в КПСС», выступавшая за серьезные преобразования в партии. Но оказалось, что эта платформа не имела корней не только в партаппарате (что понятно), но и в партийных массах, которым было далеко до самоорганизации. Просуществовав чуть более полугода, «Демократическая платформа» вышла из КПСС, так и не добившись провозглашенных целей.
После потери конституционно гарантированной ведущей роли в обществе партия не смогла завоевать эту роль демократическим путем. КПСС оказалась неготовой согласиться с существованием в ней разномыслящих, но тоже стремящихся к перестройке сил, с политическим плюрализмом за пределами партии. Негативно сказалось и отсутствие новой идеологической основы деятельности, которую не могли заменить сентенции типа «социализма с демократическим лицом».
Ряды партии, особенно после ее последнего, XXVIII съезда, начали таять. Позднее Горбачев признал ошибкой то, что не была решительно проведена демократизация КПСС. Отказался он также от раздела партии, выделив из нее «перестроечную» часть — 2–3 млн человек.
Какую роль в распаде СССР играли внешние силы? Мне, как и многим другим, приходилось сталкиваться в жизни со стремлением США ослабить, расшатать Советский Союз. Аналогичные цели вынашивались и рядом других стран. Но навряд ли их мог бы устроить коллапс великой ядерной державы, угрожающей дестабилизацией или сохранением ядерного оружия на территории нескольких отделяющихся от Советского Союза республик. А ведь все это могло произойти при распаде СССР. Представляется, что опасение такой перспективы сдерживало многих недругов нашей страны.
Вместе с тем Запад не ударил палец о палец, чтобы помочь Советскому Союзу выйти из тяжелейшего экономического положения, которое во многом предопределило его развал. В июле 1991 года я в качестве «шерпы»[35] находился на заседании «Большой семерки» в Лондоне. Главы государств со своими «шерпами» были отделены от всех остальных членов делегации, и запись происходящего обсуждения пришлось вести мне и моим коллегам. Думаю, что обсуждение со стороны глав «семерки» было запрограммировано заранее. Доброжелательность несомненная. Восторги в связи с завершением работы над Договором по СНВ и поздравления в этой связи Горбачеву и Бушу. Сопереживания трудностям СССР. Не было недостатка в хвалебных эпитетах в отношении Горбачева. Но отсутствовал серьезный разговор о широкой экономической поддержке СССР, да такое обсуждение, очевидно, не предусматривалось со стороны США и их партнеров. А ведь какие надежды с этим связывались у многих…